Он и в самом деле был недавно в храме, навещал девочку. С берегиней не встречался, та часто отлучалась по поручениям. Вот и в тот раз не свиделись, но знал, что передадут о его приходе.
– Об отце, матери помнит? – Яжен и не сомневался, что думы о Раяра и Млаве не выходят из головы берегини, но хотел услышать подтверждение.
– Каждый день…
– Вернее было бы оставить её со старицами. Родная кровь всё ж.
– Не нам ведомо, что вернее, – вспомнила Става слова Велияра.
– А кому? Не в твоих ли силах было предотвратить беду? Ежели бы сказала, как оно может выйти, ушли бы до ночи с того гиблого места. На лугу тени слабее были… и Раяр бы справился…
Глаза Ставы затуманились от слез. За все годы жизни при храме она плакала впервые. И не от боли, расставания, потому, как всегда находила оправдание случившемуся, а от нелепых обвинений молодого воина, который и служит-то в чужой управе. А самое обидное, что считала Яжена одним из немногих, кому можно довериться. И оберег дарила не потому, что он храмовым воином тогда считался, а потому что не желала бед на его голову.
– Меня винишь? – тихо спросила она, сдерживая дрожь и сглатывая ком в горле.
– Могла и предупредить. – Яжен уже и не рад был такому повороту, но от слов своих не отказывался.
Става кивнула.
– Я услышала тебя.
Скользнув взглядом по широкой груди воина, где замысловатыми лапками поблескивал оберег, она развернулась и пошла к храму.
Нет, она не жалеет. Она действительно не желает бед на его голову, пусть и не разумную.
– Тяжко земле нашей, заневолил её Морох гибельный, расползается гнилью выходец из Курочья, беду несёт живым и мертвым…
Три старца – Велияр, Всеслав, Разумир вполголоса передают навет. Става спокойна. Уже не впервой отсылают в неведомый путь, указанный Богами в видениях волхвов.
Всеслав протянул ей ножницы. Става отрезала прядь волос и передала, с инструментом, обратно. Таков ритуал. Ежели худо произойдёт, узнают и, как случится возможность, помогут.
Разумир подал мех с водой и краюху хлеба, который, то ли от трав, то ли от способа приготовления, но долго не портился и был сытен.
Велияр благословил и обнял на прощание.
Затем Става отошла в сторону и внимательно стала слушать напутствие. Волхвы тихо делились мыслями друг с другом, а берегиня наблюдала и запоминала, пытаясь понять, куда держать путь и для чего. Если образ складывался, Става молча покидала храм следуя одной ей известному пути. В сложных же случаях, когда берегиня слушала слишком долго, старцы начинали подсказывать. Но в этот раз все обернулось иначе.
