–Вон он, вышел, давай подойдём под благословение, – "страшным" шёпотом дышал в ухо Алексея Пашка, – ну давай, ну давай.
–Чего ты меня тянешь? – упирался Алексей, – хочешь благословения, сам и подойди, а чё я то.
Устало шаркающий им навстречу, уже снявший свою "парадку" священник, одетый в залатанную, дырка на дырке рясу, приподнял голову и встрепенулся:
–Не может быть! Господи, Слава Тебе! Слава Тебе, Господи мой! – перекрестившись и раскинув объятия устремился к двум "борющимся" друг с другом молодым мужикам, – сподобил, Господи! Сподобил встретить ещё одного! – чуть ли не крича приближался он к разомлевшему в улыбке Пашке, – не путайся под ногами, – оттолкнул от себя радостно разводящего руки недоучившегося семинариста, и, с непонятно откуда взявшейся силищей, сжал, так что хрустнули кости, обалдевше бормочущего: "да не я это, это он поп, не я", Алексея…
–Хорош! Ну хорош! Красавец, – крутился дядя Ваня вокруг Алексея, как барышник вокруг породистого жеребца, – ну хорош, хорош, ну ничего не скажешь – хорош! Слава Тебе, Создателю наш, Слава Тебе! Вот уж постарался Он с тобой, так постарался! А мне старику – какая радость! Я ж таких как ты, родной ты мой! Алёшка! Только двоих за всю жизнь и встретил. Думал, ну уже всё. А тут ты!
Красный от смущения, вокруг уже понемногу собралась кучка любопытствующих, Алексей откашлявшись спросил:
–Может мы уже пойдём?
–Куда? Какой домой? А здесь по твоему что? А что у тебя там? Семеро по лавкам? Кошка голодная? На работу завтра? Вода течёт или газ забыл выключить? Никуда ты не пойдёшь, у меня, здесь ночевать останешься, ночь длинная, как раз хватит, чтобы мне всю твою, коротенькую пока что, жизнь узнать. А утром на службу. И что, что ничего не знаешь, ничего страшного, постоишь-послушаешь, устанешь – присядешь. А после службы я тебя покрещу. Потом покормлю и отпущу, если сам конечно уходить захочешь, – повернувшись, к не знающему, что делать, Пашке, – а ты иди. Иди-иди. Ты нам здесь, пока что, не нужен. Иди, кому сказано, не путайся под ногами…
Так и получилось(после скудного обеда жиденьким супчиком и гречневой кашей без ничего, в небольшой кухне при богадельне, вместе с ещё пятью-шестью проживающими там старухами, но самое главное: рядом, локтем к локтю с вовсю расхваливающим еду дядей Ваней:
–Вот это царский обед, истинно царский! Прасковья, – поглядывая на непонятно какой древности старую-престарую "бабу-ягу", исполняющую обязанности кухарки, – вот, чтобы всегда так варила! А то наварит вечно ‐ тараканов стыдно кормить!), уходить не хотелось совсем.
