Придя утром домой к отцу, и, не обнаружив его дома, узнав куда его "повели", она ворвалась в Пашкину квартиру, как сметающее всё на своём пути торнадо. Оттолкнув, как соломенный сноп, здоровенного детинушку, обложив крепким русским словцом приехавшего из областного управления, попытавшегося её остановить, здоровенного красномордого полковника, восхищённо засопевшего:
–Вот это женщина! Вот это я понимаю!
"Пришлёпнув как муху", попытавшуюся было встрять прокуроршу:
–Женщина, что, Вы, себе позволяете? Я сейчас наряд вызову…
–Ага! Вызови, вызови! И когда тебя подстрелят в следующий раз, тоже, наряд вызывай, чтобы они горшки из-под тебя!
–Тёть Варя! Простите! Простите, я не узнала…
Была успокоена, как ни странно, молоденькой, "соплюхой", которая схватив своими бледно-поганенькими ручками, натруженно-скрюченные руки "боевой старухи", оттащила её к своему "рабочему" месту и:
–Тётя Варя, я сама ему помогала одеться, – кивая на дядю Колю, перечисляя, что и как на нём надето, что – да, ингалятор взяли, таблетки тоже, да и те, и другие, носовых платков – два, и…
–Короче, внученька, под твою ответственность, – погрозила заскорузлым пальцем своему отцу, восхищённо похохатывающему:
–Ой, дура! Ох и дура, ты у меня, Варька!
Вышла из Пашкиной квартиры, провожаемая, поглаживаемая по спине, прокуроршей, с которой, ещё потом минут сорок шепталась в коридоре, и, которая за время разговора раза два или три принималась реветь, падая на необъятную тёти Варину грудь.
"Чудны дела Твои, Господи! – думал, покачиваясь вместе с машиной, Алексей Петрович, – ведь, казалось бы, собрались совершенно чужие друг другу люди, по такому страшному поводу"…
––
–Приехали, – доложил капитан, приткнувшись рядом с приехавшей ранее, служебной десяткой, помогая выбираться из машины дяде Коле и передавая его "в руки" Алексея Петровича, попросил, – пять минут погуляйте пока у входа, я сейчас. Не замёрзнете же? Потеплело вроде.
На улице действительно стало чудо – как хорошо: свежий, мягкий снег облепил всё вокруг, как сахарная вата держась даже там, где "по идее" не должен держаться. Чистый прохладный воздух хотелось есть ложками, как когда-то в детстве самодельное домашнее мороженое.
–Ладно, – кивнув согласился Алексей Петрович и неторопливо пошаркал вместе с дядей Колей, по похрустывающему малосольными огурчиками снегу, к щиту объявлений перед входом в райотдел…
"Вот те, здрасте, приехали," – тупо лупал глазами в подмокшую бумажку Алексей Петрович, – не может быть, да ну нет, точно он, тот мужик, который в несуществующий шестнадцатый трамвай тогда, пропал двенадцатого ноября две тысячи девятнадцатого, всех, кто что-либо знает о местонахождении," – оглянувшись на повеселевшего, бормочущего в трубку:
