–Так, а мне то, мне, что сейчас делать? – испуганно заскулил "щенок", – как быть, если по выходе из кабинета, он потребует удовлетворения? Он же меня убьёт!
–Непременно убьёт, – согласно кивнул головой бывший драгун Бонапарта, – и понадобится ему на это, не более, двух-трёх секунд. Ну-ну-ну, – успокаивающе потрепал по плечу, готового обмочиться от страха, молодого повесу, – судя по тому, с какой готовностью, прямо сразу, его принял генерал, этот парень, скорее всего какой-то секретный агент, связной между монархами, так что, надеемся, ему сейчас не до нас…, – проследив взглядом за тем как дверь, генеральского кабинета, сначала "выплюнула" дежурного жандарма, а затем поглотила его, "занырнувшего" в соседнюю комнату, уже в сопровождении двух офицеров по особым поручениям, – ага, по ходу "серьёзная каша" заваривается, так что стоим спокойно, когда он выйдет, в ту сторону не смотрим, даст Бог пронесёт…
–Конные разъезды на улицу Сен-Дени! – раздался из приоткрытой двери львиный рык генерала, – оцепить дом Рози Дюпрей! И чтобы мышь оттуда не выскочила! Не знаю и знать не хочу, как вы это исполните! Вы солдаты или нет?! Исполнять!!!
Вслед за выскочившими из кабинета, каменно-сосредоточенными офицерами вышел, сопровождаемый самим генералом, "деревенский увалень".
–Надеюсь, что, уж сейчас то, всё будет хорошо, мой друг, – сказал, пожимая обе руки Александру, главный жандарм Парижа, – хотя, скажу честно, как есть, мне крайне досадно, что вся сыскная агентура моих подчинённых не смогла сделать того, что удалось Вам, в чужом для Вас городе, всего за месяц, – гневно помотав головой, приобнял нетерпеливо переминающегося молодого мужчину, – Герману от меня искренние, сердечные уверения в вечной дружбе. Ну, бегите, бегите. С Богом.
–Ого!!! Ого-го!!! – еле слышно пролепетал себе под нос бывший "бравый завоеватель" смиренно опустив голову под искоса брошенным на него взглядом, решительно топающего на выход, "обрушителя небес"…
––
–Саша, Сашенька – это ты? Это правда ты? – неверяще осторожно прикасалась к лицу любимого мужчины Моника, скелетно-худыми, дрожащими, многодневным ознобом, пальчиками, – мне столько раз, и во сне, и наяву, грезилось, что ты пришёл за мной, а потом я, или просыпалась, или приходила в себя от кажущегося бреда, – шмыгнув заострившимся, как у птички носиком, потерев, как ребёнок, кулачком полусухие, красные, исплаканные глаза, мельком глянула вокруг, по стенкам мягко покачивающейся кареты, – мне уже начало казаться, что ВСЁ, что я больше никогда тебя не увижу, – поёрзав на коленях Александра, прижалась к нему всем невесомым от истощения тельцем. Спрятав под подбородок, прижав голову к его груди, тихонечко заскулила, как смертельно раненый щенок.
