––
–Саша! – испуганно задохнулась вошедшая в кабинет мужа Моника, – ты звал меня? Откуда это благоухание?
–Матрёнушка, присядь, пожалуйста, – вставший навстречу из-за стола Александр, едва успел подхватить грозящую упасть в обморок жену.
–Ох, прости, родной мой! Что-то у меня так голова закружилась, не понимаю. Что со мной? – посмотрев на письменный стол, судорожно вздрогнула, – там только что, мгновение назад, лежало какое-то письмо!
–Угу, лежало, – ласково-угрюмо буркнул муж, – лежало и сбежало.
–ОТТУДА, —сразу же разрыдалась, догадавшись, жена, – я уж думала…
–Милая моя…
–Всё, всё! Прости, прости! Не буду, не буду!
–Матушка с Петей тоже знать не должны.
–Хорошо, хорошо! Всё, как мы с тобой договаривались. Скажем, что тебя вызывают в Петербург, в твоё морское ведомство. А когда?
–Сегодня, после обеда. Экипаж должны прислать. Прошу тебя, очень прошу, постарайся не волноваться, – погладив уже округлившийся живот, поцеловал дрожащий подбородок Моники, – помни о своём положении, береги себя, со мной всё будет хорошо, ты же знаешь. Я вернусь, обязательно вернусь, что бы ни случилось.
–Алекс! Сын мой! – строго вопросила уже почти не встающая с кресла невесомо-белая старушка, – ты, мне, что-то не договариваешь! Я вижу и чувствую, как перепугана Матрёнушка…
–Ну что ты, матушка, – ласково приникла к ней Моника, – если б, что-то не так, я бы, ни за что его, никуда не отпустила!
–Ага! Конечно! – неверяще возразила Анна Петровна, лаская любимую невестку, – удержишь их! А то я, эту породу, махотинскую, не знаю! Пётр, – строго окликнув в окно стремительно носящегося по саду, играющего с дворовыми мальчишками, пятилетнего барчука, – слезь с дерева! Сколько можно говорить?!
–Бабуля, ты меня звала? – влетевший в комнату, как вихрь, наследник, решительно опровергнув претензии, "я же невысоко, ничего страшного", чмокнув в щечку сразу растаявшую бабулю, неудержимо вывернулся из материнских, "дай я хотя бы, щека вон грязная", объятий, исчез, как будто его и не было только что.
–Ну вот! – удовлетворённо-обвиняюще посмотрела на смеющегося сына Анна Петровна, – что я говорила?
–Папа! – провопил, вновь влетевший в комнату, внук, – там карета! И дяденьки! С ружьями и саблями!
–Ваше высокоблагородие! – щёлкнул каблуками, резво взошедший на летнюю веранду, жандармский офицер, – экипаж подан! Сопровождающий, Вас, поручик Глазьев-Кобылянский! – устремив взгляд через плечо скромно одетого в полевую форму Александра, икнув от неожиданности, прохрипел неотрывно глядя на стоящую за спиной мужа, хозяйку имения, – сударыня, то есть, пардон, ВАШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ, позвольте представиться! Такой алмаз, в такой глуши! Кто бы мог подумать…
