Когда старик дрожащей от радостного волнения рукой зажег спичку, а от неё снова свечу, то в комнате кроме него и кота уже никого не было. Из деревни, что разлеглась за пролеском, донеслись крики первых петухов. Занималась заря.
Старик обессиленно и с огромным облегчением упал в кресло. Наконец, он обретет покой, лишь жаль, что туда, где души его бабки, да сыновей с внучками, ему не попасть. С этой тяжелой думой его глаза закрылись навсегда.
Если бы кто-то был в хижине кроме кота, то мог бы увидеть, что не пришли за душою темного инспектора слуги его недавнего господина. Позади кресла махнули белые крылья, кто-то подхватил призрачный силуэт старца и понес его ввысь.
Ведь тот, кто был обманут в своих лучших намерениях и принужден к злым делам, но всей душой за то противен сам себе был, не мученик ли?
