Теперь о том напоминают только старый кап на боку. И я не верю теплу в глухозимье, не верю ранним рассветам.
Придет время – а оно придет – и вот тогда, тогда я проснусь.
Погоди, Сорока, немного осталось. Немного, слышишь?
Длинные дни – как отрада на сердце
И пусть потом мир снова сковывает мороз, ночь все короче. День прожигает в снегу около стен и корней первые оплывы наста, а из-под снега выступают оброненные кем-то крошки.
День длиннее, и больше времени на поиск еды. Можно лететь дальше, можно надеяться согреться. Можно снова прилетать на берег реки – не в последнем дне жизни – а просто прилетать, садиться на ветку… и ждать.
Дерево молчит. Он близко, но так далеко. Он в весне, и проснется весной. Но как бы длинен день ни был – он обманет, снова обернется вьюгой и морозной ночью.
Пусть так, обманщик-рассвет. Сейчас он просто дразнит нас, дразнит доступностью дня. Но придет время – и мир предъявит этому длинному дню теплом. И тогда…
Тогда ты проснешься и снова будешь рассказывать мне сказки
Тихо, ослепительно тихо в лесу. Затянувшаяся пауза, но такая живая. пусть ночью по-прежнему холодно, пусть подтаявший снег за ночь сковывает такой крепкий наст, что держит волка. Пусть.
Но днем начинается жизнь.
Под оседающим снегом появляются шишки, в длинные дни просыпаются деревья. Они пока еще только потягиваются, шевелят ветвями. Пока еще даже почки не раскрываются; до этого далеко. Но они уже не молчат, как в морозы. И лететь меж ветвей куда веселее. Даже темные ели стряхивают с ветвей тяжелый груз налипшего снега.
А где-то в глубине леса горит костер, который мало кому видно. У него греются те, кто верит – кто ждет двери в лето. То есть практически все.
день… день стал по-настоящему живым, он наконец-то сравнялся с ночью.
тепло… еще не пришло. Но уже близко. Еще не весна. Еще не солнце. Еще не жизнь.
Но зима миновала.
Слышишь, Дерево? Зима кончилась! Пора просыпаться.
Слышишь, там вдалеке машут крыльями гуси. Слышишь, скоро прилетят жаворонки – их зовут вестниками рая.... эх… Меня бы кто так романтично назвал.
– Да ладно тебе, Сорока. Ты и так хороша. Зачем тебе прозвища?
– Эй, Дерево! Проснулся? Ты чего такой вялый? Может, кофейку?
– Сорока-сорока, дай хоть почки выпустить… И кто такой Кофиек?
Птица рассмеялась.
– Да люди пьют … на вроде желудей, только у нас это дерево не растет. Они те зерна жарят, размалывают и заливают кипятком.
– Какая жуть. Давай без этого, без человеческого.
