Любознательность - вот что с необычайной силой возбудил Вальтер Скотт. Говорят, и Карамзин, прежде чем приняться за свой великий исторический труд, прочитывал ради отдыха и вдохновения главу из романа Вальтера Скотта. Что принесло с собой вторжение вальтерскоттовского духа, мы особенно отчетливо можем увидеть действительно на примере Карамзина: для этого надо сравнить его ранние, небогатые описательными подробностями исторические повести с его же необычайно картинными главами из "Истории государства Российского", которая была начата почти одновременно с появлением первых романов Скотта (до этого Карамзин только собирал материалы).
Пушкин отметил возникновение новой школы историков (в первую очередь даже не английских, а французских), которая "образовалась под влиянием шотландского романиста"18. Белинский, в свою очередь, указывал на зависимость французских историков - Гизо, Тьерри, де Баранта - от Вальтера Скотта (и тут же отмечал: "Это имело прямое и сильное влияние на нашу литературу")19. Де Барант, который был послом в России, собеседник Пушкина, ссылаясь на Вальтера Скотта, сформулировал мысль о единстве "истории" и "поэзии" на почве творческого "воображения". Развивая ту же мысль, Белинский говорил, что в истории наука и искусство соединяются вместе для достижения одной и той же цели, потому что история есть столь же ученое, по внутреннему содержанию, сколь и художественное по изложению произведение20. Какая же цель? Предоставим слово одному из названных историков, а именно Тьерри, который писал: "Чтение романов Вальтера Скотта повернуло воображение многих людей к средним векам, от которых только недавно открещивались с презрением; и если в наши дай происходит переворот в манере читать и писать историю, то внешне легкомысленные сочинения необычайно этому содействовали". "Легкомысленные сочинения" - так, заметьте, историк называет исторические романы, называет и тем не менее читает, и еще как читает, не без пользы для себя. Тьерри, имея в виду романы Скотта, продолжал: "Они внушили всем категориям читателей такое чувство интереса к векам и людям, заклейменным именем варварских, что и более серьезные работы благодаря этому стали пользоваться неожиданным успехом". Уточним: не только пользовались успехом, но и появились на свет многие серьезные исторические труды (как указывает сам Тьерри) благодаря тем же романам. Труды историков как бы ожили, наполнились человеческой плотью и, как мы уже говорили, стали живописными, даже подчас не уступая в этом историческим романам; исторические труды, как исторические романы, стали передавать картины и лица - местный колорит и местные нравы.
