ОСЕНЬ 1944-го ГОДА.
Стало ясно, что гитлеровская Германия идет к поражению. Немецкую армию громили на всех фронтах. Но чем больше они терпели поражения на поле битвы, тем они становились кровожаднее и с тем большим наслаждением они убивали безоружных. Эйхман мобилизовал все силы на завершение своей программы геноцида.
ОКТЯБРЬ 1944-го ГОДА.
Особые бригады подняли бунт в Биркенау, в ходе которого они вывели из строя одну из печей. Каждый день происходили новые бунты. Члены "особых команд" все чаще хватали эсэсовцев и их собак и бросали их в печи. Под конец все бригады особого назначения были уничтожены и в Освенцим затребовали новых работяг. Прижатый к стенке, Эйхман все же ухитрился отправить 20 тысяч евреев, сливки европейского еврейства, находившиеся в привилегированном чешском лагере Терезине, в Биркенау на уничтожение.
Список евреев, умерщвленных в Биркенау все рос и рос, пока он не составил в круглых цифрах: около миллиона выходцев из Польши,
50 тысяч - из Германии, сто тысяч - из Голландии, 150 тысяч - из Франции, 50 тысяч - из Австрии и Чехословакии, 50 тысяч - из Греции, 250 тысяч - из Болгарии, Италии, Югославии и Румынии, и еще четверть миллиона - из Венгрии.
В этой дьявольской гонке, целью которой было поголовное истребление, все чаще и срочнее требовали еще и еще особые бригады.
НОЯБРЬ 1944-го ГОДА.
Фальшивомонетную мастерскую в Освенциме внезапно закрыли, и всех отправили в Биркенау для пополнения особых бригад.
Новая работа Дова заключалась в том, чтобы ждать в коридорах, ведших к газовым камерам, пока в камерах находилась очередная партия. Он и остальные члены бригады стояли в коридорах, пока не затихали предсмертные вопли и не прекращались бешеные удары жертв о стальные двери. Затем они выжидали еще минут пятнадцать, пока камеры проветривались. Лишь тогда открывались двери камер, и начиналась работа бригад. Крючьями и веревками Дову приходилось разбирать клубки сплетенных между собой рук и ног, вытаскивать трупы из камер и погружать на вагонетки для отправки в печь. После этого он возвращался в камеру, окатывал пол водой и готовил камеру для новой партии, которая уже ждала в раздевалках.
Целых три дня Дов работал на этой адской работе. Вся его энергия иссякла до последней капли, и его упрямая, неукротимая воля к жизни все больше и больше иссякала тоже. Дов чуть не падал в обморок от ужаса в ожидании того мгновения, когда откроются стальные двери камер и он вновь увидит на полу сплетенный клубок трупов. Он боялся этого мгновения больше, чем боялся чего бы то ни было в гетто или в каналах. Он знал, что недолго выдержит это адское зрелище.
