– Я плохо защищаю свое тело, что ниже пояса. Благодарю, Фердиад, то, что показал мне это.
Джон кивнул и они продолжили.
Оранжевый диск солнца коснулся своим брюхом линии горизонта, а бой Кухулина с Фердиадом все не прекращался. Хоть и было это тренировочное сражение между друзьями, нашедшими друг друга в любви к воинскому мастерству и ненависти к войне, оба устали, словно действительно побывали в настоящей кровопролитной сечи. Кровь, кстати, один раз усе же пролилась – раны на оторванных пальцах немного вскрылись, и Фердиаду пришлось их обрабатывать и перебинтовывать. Сделали перерыв, и во время перевязки Джон и Серый глаз словно пообедали перепелками, которые Кухулин принес из деревни.
Это было в четыре часа по полудни, как отметил Джон, взглянув на часы.
А сейчас наступали сумерки, и друзья по-оружию решили закончить тренировку.
– Что ж, ты угостил меня, храбрый Кухулин, теперь мой черед, – улыбаясь, сказал Джон, – согласен ли ты отведать копченную крольчатину, приготовленную белым человеком?
– Ты достойный воин, Джон Фердиад, из твоих рук я приму пищу белых людей.
Позже, когда мясо было съедено и запито виски из фляги англичанина, а в костер подкинуто несколько охапок веток, Джон спросил у Кухулина.
– Скажи мне, о доблестный представитель краснокожего племени, почему мы так возненавидел войну, в любом ее проявлении? – Фердиад икнул и хмельным взглядом посмотрел на сидящего на другой стороне костра индейца.
Кухулин, тоже весьма пьяный, ответил тем не менее с присущей ему серьёзностью.
– Помнишь начало заселения этих краев? До вас тоже должны были доходить слухи о бесчинствах и расправах, которые устраивали белые люди, вырезая и расстреливая целые племена индейцев. В одной такой резне белые чужеземцы истребили всю мою семью: отца, мать, жену, дочь и сына. Я был на охоте, поэтому, вернувшись в деревню, нашел лишь их трупы. В ту же ночь я вырезал всех колонистов, вставших лагерем возле нашего стойбища. Всех убил. И мужчин, и женщин, и младенцев. Просто прокрадывался в палатку и перерезал горло. И так, пока не осталось никого. Я думал, что убью и себя, но в туманном бреду, в который я впал из-за ярости и отчаяния, я попал на берег реки, – Кухулин замолк и сделал затяжной глоток из фляги, – это был край жизни, место откуда отправляются на каяках все индейцы в страну предков. Там я увидел всю свою семью: и отца, и мать, и жену, и дочь, и сына. Они смотрели на меня с такой укоризной в глазах. Но я не понимал! Я ведь отомстил за них! Но их взгляды отрезвили меня… – он закрыл глаза, – а когда открыл, Фердиад не поверил своим: по щеке могучего Кухулина текла слеза, – после этого я перестал убивать. В эту деревню я пришел угнетенным. Здесь мне дали кров, а взамен я сражаюсь за них… но не убиваю. Просто оглушаю врагов, их скальпы остаются при них.
