К наступлению вечерних сумерек он в очередной раз упал на землю. Благодаря снадобью отшельницы рана уже затянулась, но слабость все еще оставалась. Пролежав с четверть часа на жесткой поникшей траве, он вдруг услышал ржание лошади, а когда поднялся, увидел жеребца, который некогда принадлежал тому самому наемнику, ставшему пленником Анатаса. Белая звезда во лбу и пара таких же пятен на лоснящихся боках. Алекс с трудом забрался в седло, направил жеребца вперед.
Только к полуночи он достиг старого каменного моста, переброшенного через реку. Там он расседлал жеребца, погладив морду с влажными губами и грустными фиалковыми глазами, ударил по крупу, прогоняя прочь. Алекс чувствовал себя гораздо лучше: силы восстановились. Однако когда он присел на поваленный стихией тополь, на противоположном конце моста засеребрилась эмблема с короной в центре. Паладин уверенным шагом направлялся к нему, не обнажая рапиры, но в то же время не убирая руку с эфеса.
– Кровь моих братьев на твоих руках! – проговорил он.
– А сколько крови на твоих руках? – Алекс приподнялся, опираясь на посох.
– Он тебе не поможет!
– Я так не думаю, – проговорил бывший заклинатель. – Твои братья мертвы, ты сам это сказал, а значит, ничто не мешает мне тебя убить. Я защищаю свою семью, вот моя главная цель!
– Тогда…
Раздавшийся цокот копыт прервал только начавшуюся речь паладина. Телега, груженная связками сена и тыквами, остановилась как раз рядом с поваленным тополем, и Алекс рухнул в нее.
– Паладинам не впервые приходится убивать раненых, – сказал Алекс. – Так что я ничему не удивлюсь!
– Нет! Ты предстанешь перед судом Первой Ложи, как и полагается предателю и преступнику, а затем тебя четвертуют.
– Жду не дождусь, – ответил Алекс, когда паладин сел на козлы рядом с возничим.
Желтый фонарь, освещавший вывеску и ржаное поле, горел, как и прежде, когда Харон остановил тощую кобылу во дворе, обнесенном дощатым забором.
– Нужно напоить лошадь, да и передохнуть не мешает.
– Паладин спустился с козел, и в этот самый момент во двор трактира вышел беловолосый юноша, опиравшийся на трость.
– Умно, очень умно!
– Добрый господин…
– Я впечатлен! – не замечая паладина, продолжал Анатас.
Паладин попытался было пошевелиться, но не смог этого сделать. Пальцы не слушались его, а глаза неотрывно наблюдали за калекой, прихрамывавшим на правую ногу.
– Я сделал все, что от меня требовалось.
– Несомненно!
Себ Анатас повернулся на каблуках, сделал три коротких шага к паладину, расстегнул несколько пуговиц на его рубахе, затем сорвал с шеи воина Святого Духа цепочку с медальоном.
