Видимо, общим весом они всё же выбили дверь. По прежнему ничего не видя из-за химии в глазах, Лика оттолкнулась от Ильи, разумеется, попытавшись побольнее его пихнуть, перекатилась, встала на четвереньки и по-собачьи побежала по коридору. Ей уже не важно было направление побега, в конце концов, все коридоры оканчивались примерно одинаково.
Проскакав какое-то расстояние по мягкому ковру, Лика вдруг почувствовала сильный удар в лоб. Впервые в жизни она на себе испытала состояние, когда из глаз в буквальном смысле летят искры. Но очень сильно её всё же не оглушило. Она подобралась, перебирая руками по стене, обогнула угол и приготовилась бежать дальше по коридору, но передумала.
Быстро, пока шаги преследователей её не нагнали, переползла через рекреационную площадку, не забыв вытереть стопы и ладони и о ворсистый ковёр и диваны, отодвинула занавеску и вывалилась на балкон. Быстро закрыв за собой дверь, всё ещё на четвереньках, пригибаясь, чтобы её не было видно из окна, ползла вдоль стены. Нащупав горизонтальные железные ступени, всё ещё вслепую, кое-как обогнула перила и стала спускаться по пожарной лестнице.
Всё люки в балконах всегда держались открытыми, это Лика точно помнила. Потихоньку она нащупывала каждую ступеньку босой ногой, крепко вцепившись в перила, и так проползла до первого этажа.
Пожарная лесенка с балкона выходила прямо на землю. Разумеется, «Черноречье» – это ведь не то заведение, где нужно опасаться грабителей или хулиганов. Оказавшись на земле, Лика хотела сразу же припустить куда-нибудь подальше от главного здания, но резь в слезившихся глазах и жжение в стопах и на ладонях её остановили.
Выставив руки, Лика кое-как доковыляла до газона, на котором всё ещё лежал рыхлый апрельский снег. Первым делом растёрла пару снежных охапок в ладонях. Потом, сгребая мягкую ледяную жижу, остервенело втирала её в глаза, наплевав на песчинки, камешки и веточки. После третьего «промывания» стало чуть лучше – жжение ослабло, зрение вернулось, хотя и не полностью, и теперь Лика смотрела на мир не через толстое, а через тонкое мутное стекло. Этого, впрочем, хватило, чтобы рассмотреть покрасневшие ладони и стопы, с которых ошмётками слезала кожа.
Вдруг захотелось всё бросить и повалиться на землю прямо здесь, посреди санаторского двора, лежать и выть, пока не придут Погорельский с соратниками и не утащат её в какую-нибудь процедурную, откуда её потом в мусорном мешке увезут по реке под Успенский мост.
