Песнь уходящего лета | страница 28
– Она мне не дочь! – Девушка пожимает плечами и отходит, а внимание мужчины снова обращается на меня. – Маш, не заставляй меня волочить тебя из воды силой, пожалуйста. Это ни к чему хорошему не приведёт.
– Павел Александрович, помилуйте, я просто перегрелась на солнце, и это не привело бы ни к чему хорошему, поэтому мне срочно пришлось принимать экстренные меры!
– Ну всё, солнце! Я считаю до трёх и плыву за тобой!
– Вы не посмеете!? – взвизгиваю я, наблюдая, как он медленно раздевается, начиная отсчёт.
– Три, Машенька, – на камни летит футболка, – два, – он быстро избавляется от туфель и носков, – один, – с лёгкостью откидывает в стороны брюки, оставаясь в одних плавках, – я иду за тобой.
Он бесцеремонно роется в моём рюкзачке и извлекает на свет полотенце.
– Выходи, Маш, – в последний раз предлагает он мне, но я качаю головой.
Я не верю, что он на самом деле кинется в воду. Ещё и полотенце… Зачем?! Но я ошибаюсь.
Мужчина уверенно совершает тот же путь до края пирса, что и я несколькими минутами ранее, и прыгает в воду, сжав полотенце в кулак.
Он уверенно держится на воде, быстро поглощая расстояние между нами. И я, с одной стороны, испытываю трепет и смущение от того, что я тут в воде абсолютно голенькая, а с другой стороны, во мне бунтует желание сорваться и погрести в противоположную сторону.
Павел Александрович словно читает мои мысли:
– Даже не думай! Я же догоню.
– И что же вы сделаете?
– Ох, Машенька, – он закатывает глаза, – отшлёпаю за непослушание. Ну так, профилактически.
– Вы не имеете права! Вы не мой отец!
– О-о-о, солнце, ты даже себе представить не можешь, как я радуюсь этому факту! Будь ты моей дочерью, сидела бы под замком до скончания веков за своё поведение.
Он доплывает до меня. Смотрит исключительно в моё лицо. Ни миллиметра ниже. Я закусываю губу, когда он оборачивает моё тело полотенцем, аккуратно фиксируя на груди. Не считая этого маленького прикосновения, его руки не касаются меня. Но даже его достаточно, чтобы я судорожно выдохнула воздух прямо ему в лицо.
– Маша-Маша-Машенька… Что же ты делаешь, а? Без ножа режешь, солнце! Разве ж так можно? Ну я же мужик, Маш, понимаешь, му-жик…
– А я женщина, – говорю, игнорируя грохот собственного сердца.
– Я заметил, – серьёзно отвечает он и, развернувшись, уплывает назад к берегу.
Я медленно гребу следом, пытаясь не потерять полотенце. Почему-то мне становится неудобно за своё поведение. Что, если его задевает это куда больше, чем он позволяет мне увидеть? Что, если его… влечёт ко мне… как к женщине, но он держит себя в руках, потому что..? Потому что… что?