– Я хочу справедливости.
Невольский презрительно скривился.
– Сколько же вас развелось, правдолюбов! От вас всё зло в этом мире! Если бы этот дурак Сёмин не раскопал историю одиннадцатилетней давности и не стал бы, как и вы, искать справедливости, сейчас все были бы живы: и он, и подлец Борэ и ваши матушка с сестрицей. Много ли пользы он принес?!
Митенька был потрясён.
– Так вы Сёмина во всех бедах вините?! Вы убили четырех человек, чтобы скрыть свой позор…
– Позор?! Ах, позор, значит! Не вам судить, Митенька! Вы родились в роскоши и не знаете, что такое из бедности сирой пробиваться в люди. Ваш батюшка мог по экспедициям ездить, потому что женился на женщине с миллионным приданным. А я в кабинетах штаны просиживал, чтобы чин получить и на хлеб заработать! Деньги казенные украл? И что с того, что украл! Не я, так кто другой бы подсуетился, или потерялись бы эти деньги в наших российских бюрократических дебрях… Да будет об этом! Вы что-то там про справедливость говорили? Извольте объяснить без экивоков!
– Я требую, чтобы вы немедленно при мне написали признание!
– А с чего мне его писать? – Невольский разорвал полученный от Митеньки лист.
– С того, что порванная вами бумага лишь часть имеющегося у меня документа. Оставшегося и моих свидетельств будет достаточно, чтобы начали расследование о растрате.
– Это расследование ничего не даст! Я об этом позаботился, как только Платон Юрьевич мне всё выложил.
– Я так не думаю! Будь это так, вы бы не стали рвать бумагу. Впрочем, я готов предложить вам другой вариант. Мы будем драться на поединке. Выбирайте оружие!
– Что?! – Невольский расхохотался. – Вы и впрямь думаете, что я с вами на дуэли драться буду? С мальчишкой-калекой! Не к лицу мне такими глупостями заниматься! Вы, Митенька, действительно не в своем уме!
При слове «калека» изувеченная рука Митеньки сжалась в кулак.
– Тогда пишите признание! Сейчас же!
С этими словами молодой человек вынул револьвер и направил на Невольского.
Константин Павлович замер. Потом его губы растянулись в улыбке, более похожей на оскал.
– Вы не сможете выстрелить.
– Хотите проверить? Пишите признание!
Невольский напряженно вглядывался в лицо Митеньки. Оно было пугающе спокойным и сосредоточенным, только глаза, обычно рассеянные и туманные, сверкали холодной яростью.
– Хорошо! – согласился Невольский. – Я напишу.
Он взял ручку, макнул перо в чернильницу, но чистого листа бумаги под рукой у Невольского не оказалось. Он отложил ручку и открыл ящик стола.
