- Она приехала в Англию вместе с ребенком и старшей дочерью, переменила фамилию и жила на небольшие доходы...
- На ренту, - поправил Торрингтон бесстрастно. - Эту ренту я устроил ей незадолго до ареста. Пока что вы все излагаете верно. Продолжайте.
Мартин набрал воздух. Каждое слово ему давалось с большим трудом.
- Ваша покойная жена отличалась некоторыми странностями. По какой-то только ей одной известной причине, она приучила Дороти, - он сделал ударение на атом имени, - к мысли, что та - ее дочь от первого брака, а другой девочке внушила, что она младшая. Я не собираюсь вдаваться в объяснение женских причуд...
- И не вдавайтесь, - перебил Торрингтон. - Допустим, что все вами сказанное соответствует действительности. В чем же дело?
Мартин собрался с духом.
- По имеющимся у нас сведениям, сэр, вы считаете вашу дочь Дороти умершей. Это заблуждение. Она жива, находится сейчас в Англии и является моей женой.
Даниэль Торрингтон пристально смотрел на своего собеседника, стремясь, казалось, проникнуть в сокровеннейшие тайники его души.
- Это и есть та история, которую вы хотели мне рассказать? - спросил он, помолчав. - Что моя малютка Дороти жива и замужем за вами?
- Да, - ответил Мартин.
- Вот как? - заметил старик и потер подбородок.
Наступило тягостное молчание.
- Вам известны обстоятельства моего ареста? - спросил, наконец, Торрингтон. - Я вижу, что вы их не знаете. Ладно, я расскажу вам о них.
Он рассеянно оглядел потолок и, восстанавливая в памяти сцену ареста, начал:
- Я сидел на ступеньках террасы своего дома в Вайнберге, где имел обыкновение проводить лето. Ребенок лежал у меня на руках. Из-за палисадника показался Маршалл. Я не мог понять причины его прихода, пока не увидел двух детективов, которые его сопровождали. Он смертельно боялся меня. Я встал и положил ребенка в люльку. В этот момент он вытащил револьвер и выстрелил. Он утверждал потом, что я выстрелил первый, но это ложь. Я вообще бы не стал стрелять, но его пуля попала в люльку, и ребенок заплакал. Тогда я бросился на него и он бы отправился на тот свет, сохрани я присутствие духа. Однако смертельная тревога за ребенка заставила дрогнуть мою руку. Я промахнулся, и он вторым выстрелом раздробил мне ногу. Вы об этом ничего не знали, не так ли?
Мартин покачал головой.
- И вы ничего не знали о том, что первый выстрел Маршалла попал в люльку?
- Нет, сэр. Это для меня новость.
- Я так и думал. Ребенок был ранен, но легко. Пуля скользнула по мизинцу его ножки и задела хрящик. Разве ваша жена никогда об этом не говорила?
