Я удивлённо взглянул на Ивана, сосредоточенно старавшегося поудобнее перехватить за запястья очередной труп. Мертвец был широк в кости и пальцы моего однополчанина никак не сходились на запястьях. Иван плюнул и ухватился за затрещавшую на рукавах ткань гимнастёрки.
— И ты во всё это веришь, Вань?
— Во что?
— Ну, про национальное угнетение. Украинцы, прибалты, белорусы и прочие.
— Нет, конечно. Немецкая пропаганда. Мать их! Но то, что ещё в дулаге немцы разделять на команды пленных начали, факт. Так и гестаповские следователи из эйнзацкоманды отметились. Доподлинно знаю, шо прибалтов даже домой отпускали, взяв расписку.
— Да ну? Прямо-таки и домой?
— А чего? Мы вон за подлюку Вайду энтого держим. А ты знаешь, шо бают люди? Шо полицаи — это зараз агенты НКВД, во! Специально переброшенные в лагеря особым приказом товарища Берии, чтобы здесь, значит, создать такие невыносимые условия, шобы жизнь в лагере была бы страшнее смерти в бою! Вот так вот! И кому верить?
— Ну это уж совсем бред сивой кобылы, Вань! — обалдел я от такого поворота.
— Можа и бред, — покладисто кивнул однополчанин, — в такое верить может только человек, доведённый до края.
— Верно подмечено, Вань. Я так скажу. Верь лучше в себя, в тех, кто ждёт тебя дома. Ведь ждут же?
— Эхе-хе…ох, не знаю, не знаю. Донбасс под немцами с осени сорок первого. Ни писем, ни весточек. Непросто это, Петро.
— Ничего, Вань, сдюжим. Помнишь, как немец на Москву пёр? Остановили же! И тут справимся. Понятное дело, на Кавказ они рвутся, силёнок у фашистов ещё много. Но и мы теперь не совсем те, что в сорок первом. За битого, знаешь, двух небитых дают.
— Так-то оно так, Петро. Да только мы с тобой уж почитай в жопе у чёрта, — помрачнел мой напарник. И почти без перехода заметил: «А жрать хочется всё сильней. Даже вонь эта трупная не мешает. Хучь бы уж какой-нибудь баландой покормили, ироды…пекёть в животе, спасу нет!»
Возразить было нечего. У самого живот подвело, а вокруг не то, что ни травиночки, один гравий да вокзальная пыль.
Часа через два на разговоры сил уже перестало хватать. Мы с Иваном, больше напоминали механических кукол: только и делали, что переходили от вагона к вагону, поочерёдно влезая внутрь и стаскивая к сдвижным дверям мертвецов. От усталости, больше не физической, а психологической, не хотелось уже не только говорить, но даже и думать.
И я просто вёл счёт, отвлекаясь на специфические признаки болезней у мёртвых, пытаясь угадать, что привело к смерти очередного бедолагу. Это хоть немного помогало не терять концентрацию.
