Матрикул Без права на подвиг | страница 51



Не стал терять время и я. Пересохшее горло впитывало дождевую воду с привкусом ржавчины словно губка. За колючими квадратами окон уже нельзя было различить ни неба, ни проносившихся верхушек деревьев: то ли дождевые тучи затянули его пеленой, то ли и вправду наступила ночь.

— Петро, слышь, пилотку намочи, потом выжимать будешь и пить. Гимнастёрку всё равно не снять в этой тесноте. Похоже, нас до самой границы без пересадки повезут, — послышался голос Ивана.

Я последовал совету скрывавшегося за спиной товарища, подставляя свою пилотку под особенно интенсивно льющиеся струи. А дождь наддал ещё пуще прежнего, будто отвечая мольбам измученных жаждой красноармейцев.

— Вань, а ты на меня влезть сможешь? Глядишь, и с гимнастёркой сладится.

— Да куда тебе, Петро! В чём ещё только душа теплится?

Я не стал долго убеждать товарища, что чувствую себя вполне сносно, а попросту рявкнул:

— Лезь, твою мать, всё равно мне падать некуда!

Сзади провозились почти минуту. Я завёл руки за спину и скрестил ладони ковшиком, для упора носка или колена влезающего, поставил свои ноги на ширину плеч и слегка согнул в коленях. Иван, кряхтя и больно упираясь коленями и локтями мне в спину, обхватил дрожащими руками за шею и плечо, всё же умудрился довольно ловко вскарабкаться на плечи.

Мне же подобный эксперимент понадобился не столько для осуществления задумки по запасанию влаги, сколько для предварительной оценки теперешних своих физических возможностей. И я с удовлетворением ощутил, что почти не чувствую веса своего товарища. Понятное дело, что после месяца плена Иван мог похудеть, но и дед мой Гераклом не был.

— Получилось, Вань?

— Да куды ж я денусь, Петро Михалыч!? Влиз помалэньку…

Дождь баловал нас добрых два часа. Промокшие до нитки, утолившие жажду, мы радовались даже дрожи своих тел, теперь уже зябнувших от ночной прохлады. Слишком крепка была память о смертельном мареве дневного зноя. Вскоре дождь перешёл в моросящий режим. Бойцы в вагоне, тесно прижатые друг к другу и ритмично раскачивающиеся, постепенно забылись прерывистым болезненным сном. Нужно было урвать хоть немного спасительного забытья перед испытаниями нового дня, который мог стать последним для любого из них.

Глава 5

Глава пятая

На войне всё просто,

но самое простое в высшей степени трудно.

Карл Клаузевиц

— Ахтунг! Ауфштейн! Шнеллер, шнеллер!!! — похоже, дед, эти команды у нас теперь вместо будильника на ближайшее время.

Утро встретило не только прохладой, но и дикой слабостью во всём теле. Не успели пленные проснуться от криков конвойной команды и толком прийти в себя, как лязгнули железные задвижки на дверях вагона и по массе стоявших в тесноте людей сначала пробежало волнение, затем она качнулась к выходу, и мы стали покидать вагон по скользким от дождя сходням, сбитым из неошкуренного горбыля.