10.
Малюта любил заставлять своих жертв ждать. Узник, брошенный в застенок, начинал воображать все ожидающие его ужасы, и язык развязывался без большого труда. Поэтому Василия, перевязав кое-как кровоточащую ногу, бросили в камеру и оставили там одного. В камере воняло потом, кровью, и каким-то застоявшимся ужасом. На минуту Василий задумался о Насте, но решил, что лицо её в толпе ему почудилось. Никаким образом не могла она быть здесь, в Москве, на Красной Площади. Василий закрыл глаза и заснул. И снилось ему, что идет он по берегу реки, а рядом Настя, на руках младенца держит. Он взял у неё младенца, подбросил в невозможно синее высокое небо, поймал, покрутил над головой. Малыш звонко смеялся и смотрел на него смышлеными серыми глазами. Настя говорила рядом:
– Опусти его, Вася, у него головка закружится!
А он отвечал ей весело:
– Не бойся, не закружится, смотри какой богатырь-молодец растет!
Когда Малюта с помощниками вошел в камеру, узник спал, развалившись на полу, и на губах его блуждала счастливая улыбка.
– Ишь спит, как праведник, – пробормотал один из помощников.
– Разбудите его, ну, – скомандовал Малюта.
Василий сел, протирая глаза, не желая уходить из своего сна, возвращаться в настоящее.
Его подняли на ноги, содрали рубаху. Малюта смотрел на стоявшего перед ним человека: лет тридцати пяти, невысокого роста, широкоплечей, жилистый; грудь покрыта шрамами; серые глаза на суровом лице смотрят без страха. Малюта начал медленно задавать вопросы. Голос его звучал вкрадчиво, почти ласково:
– Как зовут?
– Васька, Шибанов.
– Кем ты Курбскому служишь?
– Стремянной, холоп его.
– Давно князю служишь?
– Давно.
– Видно в походы с ним ходил?
– Молчаливый кивок.
– Семья есть?
– Померли все.
– Из Юрьева с князем как сбежал?
– Вдвоем с князем через стену перелез, – соврал Василий.
– А почто сбежал твой князь?
– Что-то мелькнуло в глазах у узника:
– А чтоб пред тобой, боярин, так вот не стоять, ответ не держать.
– А тебя, значит, вместо себя послал?
– На то княжья воля.
Малюта поднялся, обошел узника кругом, дотронулся заскорузлой тяжелой рукой до голой спины. Василий невольно содрогнулся от его прикосновения.
Вот что я тебе скажу, Васька. Коли признаешься сейчас во всем, от хозяина отречёшься, да все про товарищей его здесь, в Москве, и в Юрьеве, расскажешь, то смерть тебе выйдет легкая, скорая. Что с холопа взять? Вздернут тебя, да и все дела. А коли будешь запираться, всё равно с огня али с дыбы все расскажешь, что знаешь и чего не знаешь, только смерть я тебе сам придумаю, смерть медленную, страшную да лютую.
