Неожиданный порыв ветра подбросил купюру и понёс её за собой куда-то на улицу. Случайные зрители курили и болтали, скрипел снег под их ногами, а мои пальцы стало сводить неприятное чувство, такое чувство, как если бы пальцы могли сказать мне: «вот, кажется, опять всё не по-нашему». Собравшись с духом, я схватил грубовато первый аккорд. Слух отказывался работать как следует, и музыка в голове звучала как в стакане. Сразу после первого квадрата даю петуха:
Я любил тебя, и может быть, буду ещё…
Не любить, нет, но отчаянно буду пытаться
Я всё время забываю открытым дома окно
Чтобы ветер, заглядывая, мог остаться…
«Ладно, пошли» – демонстративно сморщился один из парней, приобнял одну из девчонок и пошёл обратно внутрь заведения. Через минуту остальные последовали его примеру. Только одна сердобольная девушка подбежала на секунду к чехлу и уронила в него пару монет. Может, пожалела. Холодно всё-таки сидеть тут.
Так я остался один. Снег мягко опускался на землю, таял на руках, тоненькой дорожкой скапливался на деке и даже оседал внутри корпуса. Гуляющий по крышам и переулочкам ветер спотыкался о ржавые края сливов и легонько постанывал. Я зажал ми-минор и провёл пальцем по струнам. Кажется, звук стал звонче и приятнее. Перешёл на ля, перебрал пару аккордов на испанский манер. Ветер едва слышно что-то подпел.
Я стал наигрывать какой-то простой минорный перебор, едва касаясь струн, чтобы слышать ветер. Тут из-за большого зелёного мусорного бака выглянула лопоухая дворняга. Одно ухо у неё было пожёвано, шёрстка тонкая и местами слипшаяся в какой-то гадости. Осторожно она подошла ближе, остановилась и внимательно посмотрела на меня большими чёрными умными глазами.
Я продолжил играть. Кажется, собаке понравилась моя игра. Она легла, опустила свою большую вытянутую голову на передние лапы и тихонько вздохнула, уставившись куда-то вдаль.
Сквозь тёплый густой снегопад просачивались лучи осветительных приборов, расслаиваясь и мерцая прекрасными разноцветными звёздами. Где-то в глубине двора подтаявшая от тепла заведения сосулька стала ронять капли на валяющуюся железную банку-пепельницу. Звонкие щелчки падающих с высоты капель разнесли металлический звон по двору. Где-то вдалеке ветер колыхнул плохо закрытую калитку, задел колокольчик на входе в магазин. Будто в храме Божьем.
От удовольствия глаза сами закрылись. Остались только звуки. Вместо синтезаторов сквозь трубы гудел ветер, он же пробегался нежными пальцами по звенящим колокольчикам и изредка ударял в треугольник. Я наигрывал свою партию как мог аккуратно. Немеющие от мороза пальцы едва ли собирались слушаться… Они и в тепле-то, размятые и ухоженные, редко выдают что-нибудь стоящее. Но, пусть это было и не совсем то, это было уже близко. Кажется, даже глаза немного намокли.
