Четыре времени жизни | страница 125
Поскольку я не окончательная дура, то, конечно, я сравнила цены. Есть переводчики и за 500 рублей лист, и даже за 300. Но что-то мне подсказывает, что те, которые за 300 – это бесплатный автоматизированный перевод через Лингво, Гугл и им подобные сервисы. То есть, на Амазоне потом обхохочутся: «Человек Две пьесы Кружева Выдалбливают Домашние продукты Отбеливание пупка».
Короче, я вся измучилась за ночь двумя вопросами:
• откуда простые российские графоманы берут по полмиллиона за перевод книги?
• что мне делать, чтобы втиснуть в свою жизнь хоть что-то ещё, кроме как работать и спать?
«Пытаться понять, как сильно я тебя люблю, всё равно что пытаться представить себе размеры вселенной», – говорит Молли её отец. Сегодня как-то так всё сложилось, что меня эта фраза размазала окончательно. Потому что именно сегодня мне не хватает папы. Не хватает того, кто скажет: не плачь, я рядом, не беспокойся ни о чём, на хлеб я всегда заработаю. Маме было пятьдесят три года, когда её в очередной раз унизили на работе, куда она пришла после очередного сокращения. Она плакала так горько, как умеют плакать только дети и несправедливо обиженные люди. Папа посмотрел на это и сказал: Саша, увольняйся, что я вас не прокормлю? И прокормил. Саша уволилась за два года до пенсии и сидела дома. Через полгода маму отпустило, она успокоилась, расцвела и стала улыбаться. Отец работал на трёх работах, собирал и сдавал бутылки, в выходные (два через два) пахал на даче. Он никогда не жаловался и не ныл, этим я точно не в него. Плачущим отца я видела один раз и украдкой, после похорон деда. Батя никогда не был слабым, даже когда ломал рёбра, сбегал с больницы после аппендицита или умирал от рака. Мне ужасно его не хватает, чтобы он просто протянул мне в тёмном коридоре корягу и сунул на прощание перед отъездом деньги на троллейбус. Есть дни, когда ты физически больше не можешь без стены, за которую можно спрятаться.
«Molly's Game»
9/10
Ща. Токо отдышусь
Вчера был адок, сегодня ад, а завтра адище. Для человека, который имеет к вечеру на телефоне 300 шагов, увидеть цифру в 4000 – верный признак к больным ногам на следующее утро. Итак, где я была. Встала в шесть (чуть не умерла уже на этом этапе), в 8:30 наворачивала круги у кое-какой администрации; в 9 совещание, в 10 в офисе, закинулась в столовке быстро яичницей (потому что дома завтракаю только в выходные), совершила три подвига с бумагами и поскакала в гимназию. Там находили ещё сколько-то, разругались с архитекторами, нашли решение, сфотала котика, обнаружила у Пушкина в руке волшебную палочку, поскакала на съёмки в Стрижи. Там сделали постановку сцены: откуда, куда, кто, что – закончили, группа разошлась дальше по локации, а я поскакала в офис. Пока доскакала, встретила сгоревшую на Пискунова машину, аварию на Красноярскую, чрезвычайно милую женщину-таксиста, которая очень вежливо и тактично говорила другим водителям «куда ты едешь, тварь», «езжай паси баранов в своих горах», «чтобы вы все подохли» и тому подобное. Если бы не ключи от квартиры, которые срочно нужно было вернуть в офис, потому что срывался показ для клиента, я бы вышла на середине маршрута и поехала на другом такси. Мне хотелось закрыть уши и кричать, как это делают маленькие дети. Фу, отвратительное нацистское поведение. Потом я работала до восьми и долго тряслась на улице в ожидании машины уже домой. Жрать с прошлой недели нечего. Горячую воду так и не дали. Я лежу тряпочкой на стуле.