Сапоги сорок третьего размера со старой лыжной палкой я принял от него с нескрываемым восторгом, как молодой викинг меч от короля норманнов.
Лесная дорога, по которой, скользя, катился наш Jeep Cherokee, была вся размыта дождями, покрыта небольшими лужицами, местами глубиной по колено, точно помню, потому что пару раз приходилось выходить из машины и подкладывать ветки под колёса, чтобы вытащить его из липкой грязи. Через час-полтора, измученные разбитой дорогой, уже уставшие, но безгранично счастливые, мы очутились на месте, где, по словам Андерса, должно было быть море грибов и ягод. Его обещания и наши ожидания себя полностью оправдали – вокруг тут и там виднелись забавные шляпки болетовых, сыроежек, подберёзовиков, россыпи шаловливых опят с коричневыми ножками… Наши плетёные из веток лукошки быстро наполнялись дарами лета. Как всегда, меня единогласно выбрали носильщиком наполненных корзинок. Каждый раз, прежде чем отнести очередной сбор урожая в машину, я предупреждал, что скоро возвращусь, просил их не уходить далеко, но в этот раз меня предупредили о возможном направлении в витиеватом лабиринте тропинок, добавив, что дожидаться не будут, не маленький, мол, сам найдёшь дорогу. Болтая между собой, они потихоньку пошли, углубляясь в лес, на прощание помахав мне ручкой издали.
Северный лес отличается от других не только породами деревьев, но и своим нордический духом, недаром же именно здесь живут Альвы и Скоге, герои бабушкиных сказок, и не только они. Встреча с ними в лесу не сулит ничего хорошего путешественнику, могут заманить в болото или в чащу к неприкосновенным деревьям. Здесь есть как таёжные леса, так и смешанные, не редкость дуб, бук, святой скандинавский ясень со своей супругой Аскефруа, дерево, под которым нельзя даже мочиться под страхом неизлечимо заболеть, на севере – ель, сосна и берёза, из животных – лоси, косули, куницы, медведи. Высохшая за короткое лето павшая хвоя весело потрескивала под резиновыми сапогами, иногда прерываясь громким хрустом замшелой ветки, метрах в пятидесяти от меня выбежала рыжая лисица, с любопытством уставившись на меня, и через минуту скрылась за небольшим бугром у поваленной сосны с одиноко торчащими, осиротевшими корнями кверху. Где-то ухал тетерев, ныла иволга из самой глубины лесной чащи, был почти полдень, сосало под ложечкой, хотелось кушать. Я поставил корзины рядом со столетней елью и нагнулся, чтобы сорвать земляничку, стыдливо склонившую красную головку неподалёку от рыжих муравьёв, её вкус был ошеломляюще сладким, прямо нектар, только протянул руку за второй ягодой, как начала куковать кукушка, очень хотелось её спросить, сколько мне осталось жить, но поймал себя на мысли, откуда эта бездетная птица может знать дату моей смерти, не спросил и пошёл в сторону машины.
