На самом же деле, покидая свои комнаты незадолго до этого, люди в спешке хватали всё самое ценное, устраивая настоящий беспорядок на глазах у бдительных отрядов добровольной стражи. Которые под угрозой обвинения в нарушении плана тайной эвакуации подгоняли их всех вперёд, рассаживая каждого по специально заготовленным местам в каретах и увозя прочь от их родного крова в ближайшие, наспех организованные убежища. Освобождая таким образом целый ряд обычных жилых домов квартала от людей.
А когда всё это закончилось, то их грубое вторжение заставило остальных жителей потревоженной улицы ненадолго затихнуть, пока внезапно один из домов рядом с ними не охватил такой грохот, что каждый из соседних кварталов города почувствовал на себе карающую мощь современной магии. В ту же секунду через все окна в квартале брызнуло ярко-алое пламя, осветившее собой разлетевшиеся в щепки куски этой ветхой лачуги. Но даже когда оно погасло, не задев ни один из домов, опасаясь за свои жизни, очень многие из оставшихся под наблюдением стражей людей решили лишь посильнее вжаться в своих друзей и родных. Или на худой конец в свои удобные спинки диванов, чтобы только не слышать и не видеть этого вновь. Ведь очередной подобный взрыв смертоносной силы, объясняемый какой-то тайной правительственной операцией, вполне мог оказаться сейчас незаметно направлен и на их дом тоже…
Глава 4
Знание и только знание делает
человека свободным.
(Д. Писарев)
Струящиеся капли понурого дождя, бегущие по стеклу витрины, действовали на Альфреда почти гипнотически. Он стоял напротив небольшого магазинчика музыкальных инструментов и любовался тем, как неестественно выглядело его искривлённое отражение в раструбе огромной тубы, но стоило ему сместиться чуть влево или вправо – то и оно теряло свои формы, становясь чем-то абсолютно новым для его глаз. А когда в вечернем небе стали ощущаться знаки наступающего холода и моросящей влаги, за его спиной замаячило такое количество приплюснутых фигур других людей, что Альфреду даже стало не по себе. Заворожённый этим танцем, он продолжал стоять на своём месте, пытаясь различить каждого расторопного горожанина, торопливо проходящего мимо, однако чем внимательнее он вглядывался в их отражения, тем сильнее чувствовал, как обманчив его мозг, считавшийся неоспоримым достижением для боготворившего себя человечества.
Так продолжалось до тех пор, пока Альфред не остался стоять на площади совсем один, предоставленный лишь надвигающейся пустоте мощёных плит и вездесущим брызгам, колотившим по его макушке своими разящими иголками. Тогда, завернувшись в свою школьную форму покрепче, он поплотнее затянул раздобытый недавно поношенный шарф и, опустив свой задумчивый взгляд, медленно отстранился от витрины, проследовав за своими мелькавшими отражениями вправо, пока не скрылся за покатой стеной здания, свернув к двум большим статуям, венчавшим городской фонтан, за которыми находились городские часы. «Может быть, одному не так уж и плохо…– проскользнула в голове у парня невесть откуда взявшаяся там мысль, когда он взглянул на шпилеобразную башню с циферблатом, показывающим половину девятого. – Но ведь, если подумать, то раньше я никогда так и не оставался по-настоящему один. В отличие от него…»
