— Привет, Аленький цветочек!
Её глазки разом осветились неподдельной радостью.
«И к чему она делает вид, что только сейчас заметила его?»
Она с удовольствием приняла приглашение присесть за его столик.
— А почему ты называешь меня Аленьким цветочком?
— Наверное, ассоциация…С детским стишком. Мама хотела, чтобы я знал итальянский. Читала стихи.
— Какие?
Молодой человек набрал в лёгкие воздуха и продекламировал:
— Чера ун фьореллино
Пикко пикколино!
Жил-был цветочек аленький — маленький-маленький. Ты у меня с ним ассоциируешься, особенно после событий на мызе. Я ведь перед вами тогда не в самом лучшем своём виде предстал.
— Да ладно тебе! Ты и сам оказался не слабак. А правда, что ты из Германии?
— Мы эмигрировали, когда я закончил четвёртый класс. На самом деле я «русский немец».
Расшифровать данное понятие ему не позволил голос барменши:
— Кто заказывал междугородку?
— Извини, это меня.
Его перебинтованные пальцы ухватили трубку допотопного телефонного аппарата, который владелица «Триады» установила в точке общепита и не прогадала. Добираться сюда было ближе, чем до почты.
Алька уткнулась взглядом в окно, лениво, но без раздражения размышляя о том, что оказалась в прошлом веке. И следует признать, ей это пошло на пользу. Она уже двое суток не надевала свою «клетку Фарадея» и ощущала себя бодрячком.
Разговаривал Эрик целых пятнадцать минут, а вернулся не с пустыми руками — с чашкой капуччино для себя и пирожным для дамы.
— О, это мой любимый эклер! — просветлела лицом Алька, после чего пара некоторое время предавалась гастрономическим радостям.
— Можно спросить тебя…А чего ты забыл в этой «тьме таракани»? — осведомилась девушка, сочтя, что совместная трапеза даёт ей право на личный вопрос.
— Здесь находятся объекты моего научного интереса.
— А твои родители не против?
— Отцу — всё равно, а мама сама много путешествует. Она фильмы снимает.
— Про что?
— Про войну и мир.
— Прости, не включаюсь. Твоя мама настоящее кино делает?
— Документальное. А сейчас работает на Украине.
— Мне нравится их группа «Океан Эльзи».
— А мне их женщины.
— Ты был на Украине?
— Дедушкина сиделка оттуда.
— Красивая?
— С этого ракурса я её не рассматривал.
— Почему?
Марийка — ровесница моих родителей. Она такая, знаешь ли, уютная.
«Ах, эта ревность! Она как зубная боль в сердце».
Ничего не подозревая о муках визави, русский немец продолжал:
— А ещё она всё время мурлыкает себе под нос.…Дед как-то выразил желание «послушать и слова», и сиделка напела: — «Мисяць на нэби…» Дальше не помню.
