– А что будет, если мы мимо пройдём? – поинтересовался я.
– А ничего не будет: ни скота, ни коней, ни нас. – ответил Рагул. – Мы просто исчезнем и в Сопотьрам напрасно будут нас ждать.
– А что, такое действительно бывает? Неужели крестьяне способны просто так взять и убить кочевников?
– На своей территории они всё могут. А когда степняки приедут разбираться, куда пропал обоз, то те расскажут о попытке обмана с нашей стороны, и это будет достаточно. Обманывать здесь строго запрещено, что учтено в условиях «вечного мира».
– А доказательства? Как они докажут, что обоз пытался объехать поселение без заезда в него?
– Все местные и подтвердят, и им поверят, так как никто не заинтересован говорить напраслину, так как она может разрушить мир. Поэтому если и происходят инциденты, то после совместного «расследования» всё заканчивается полюбовно, и ни у кого больше не появляется желание «сходить налево».
Так за разговором мы въехали к крестьянам. Отару животных с собаками и пастухами придержали перед въездом, а фургоны пошли прямо через поселение. Оно действительно было больше других и в отверстие в тенте я мог видеть, что это уже не деревня, а небольшой городок. Может быть не так чисто, как у гайрдов и в Сопотьрам, но куда приличнее, чем в Земля-сити. В этом плане крестьяне меня удивили.
Добравшись до большой площади, которая, как я понял, выполняла функции торговой, наш обоз остановился и Рагул пошёл куда-то с «таможенным докладом». Вскоре он вернулся с местным представителем, который, к моему удивлению, был вооружён: на поясе у него был меч, плюс короткий тесак типа мачете, какими пользуются бойрды. А мне говорили, что мечи разрешены только для гайрдов… «Похоже, Энтони действительно надо почаще выезжать на гембу5 в провинцию для лучшего понимания, что там происходит. – пошел у меня мыслительный процесс. – А то он думает, что высоко сидит, далеко видит, а на самом деле местные живут по своим правилам, и чихать они хотели на запреты. Да, похоже, «пахари» совсем не такие, как «мясоеды»».
Пока я за всем этим наблюдал, коммуникация между Рагулом и крестьянином начала накаляться. Причём я даже не понял почему. Говорили они на каком-то диковинном языке, который я не понимал, что само по себе было удивительно. Я уже привык, что в Аламании язык общения был один, и это было очень удобно.
Внезапно рослый крестьянин отодвинул щуплого степняка и подошёл к фургону, где прятались мы с Цезарем. Он вынул тесак и раздвинул покрывало, закрывающее вход вовнутрь. А внутри были мы с Цезарем. Вот такая неожиданность! Посмотрев друг на друга секунд десять-пятнадцать, я не выдержал и спросил:
