Ефим лишь голову ниже склонил и клубок Баяне протянул.
– Прости меня, что пряжу твою взял. Зависть меня глодала, но поступил я нехорошо и в поступке своем раскаиваюсь.
Сказительница клубок забрала, но с места не сдвинулась. Так и смотрела она на дудочника.
– Много лет я баю сказки, которые показывают мне лунные нити, много лет по городам и селам хожу, людям помогаю скоротать зиму за занятными небылицами. Но всегда мне казалось, что эти сказки можно было бы рассказать и лучше, сделать их краше. Ты только коснулся моего клубка, но музыка твоя расцвела дивным цветом, оживив истории, показанные серебряной пряжей. Зависть пусть тебя не терзает, потому как в мастерстве ты меня превосходишь, и должны мы вместе людям усладу дарить, а не обиды друг на друга держать.
Словам Баяны Ефим не поверил сперва, но Злата мужа уверила, что сказительница правду говорила. А за оградой уже и вьюга сама собой улеглась: из-за туч солнце впервые за несколько дней показалось, заблестели снежинки, легко кружившиеся в воздухе. Скоро должна была за непогодой прийти и благодатная пора.
Собралась вся деревня в избе Ефима, стоило метели закончиться, и тогда Баяна начала новую сказку баять, клубок лунных нитей разматывая, а дудочник рядом с ней играл на свирели, вплетая в рассказ свою удивительную мелодию.
С тех самых пор каждую зиму, как только Баяна приходила в деревню, то непременно останавливалась она только в доме Ефима и всегда вместе с ним сказывала свои небылицы. И от того сказки эти стали еще живее и волшебнее, а дудочник был счастлив, что его мастерство теперь ценили в полной мере и круглый год мог он играть на своей свирели людям на радость.
