А чтоб войти на круг девятый,
Им нужно створки отворить.
Вокруг которых грех проклятый
Готовы духи сторожить.
– Вон три души. Их рок – изгнанье.
Они лишь стражники у врат,
Слышны извечные стенанья.
Их так терзает свет и смрад.
– Скажи, за что такие муки?
– Они предатели людей.
– Не проще ли сковать им руки
И заставлять глотать елей?
– Не говори мне больше бреда.
Ведь души этих подлецов
Подходят только для обеда
Средь старших демонов-отцов.
– Мне странно слышать это чудо.
Все ж назови их имена.
– Извольте. Кассий, Брут, Иуда.
Их не меняют времена.
– Теперь согласен. Эта доля
Подходит грешникам под стать.
Таких не исцелит неволя,
Таких разумнее изгнать.
Писатель с демоном под своды
Прошли массивные ворот,
Сквозь створки врат и тьмы разводы
Они пришли к огням болот.
Бурлит проклятая трясина,
Любого хочет затянуть,
Дорогу закрывает тина,
Из-за нее не видно путь.
Зловонный дух дышать мешает,
На миль окрест стоит туман.
И только тихо причитает
Один, глотающий дурман.
В глуби болот по горло в грязи
Калигула в плену оков.
Здесь он утратил свои связи,
Здесь верных нет ему рабов.
Глаза пусты, лишь шепчут губы:
– Мой конь, он – консул, консул-конь!
Друзилла… Слышишь, где-то трубы
Звучат для нас… Огонь! Огонь!
– Безумный грешник?
– Да, он болен.
Я знал его немало лет,
Всегда был мил, богат и волен,
За действия держал ответ.
Однажды просто изменился,
Гай принцепс потерял свой ум,
Диктатор новый появился –
Развратный праздный толстосум
В пороки мира погрузился.
Он власти много получил,
За что душой и поплатился,
Отныне Гай глотает ил.
Стоит в болоте он по горло,
Как и в грехах своих погряз,
Лишь слезы катятся покорно
Из замутненных страшных глаз.
Посланник ада сквозь трясину
Ведет писателя вперед,
И видят путники картину:
До горизонта снег и лед.
Среди белесого пространства,
Где вьюга воет и кричит,
Где хаос есть непостоянство,
Где только лед один молчит,
Сидит, покрытый снега слоем,
Склонив главу, недвижим он,
Как будто, окружен покоем
Утративший и жизнь, и сон.
Вокруг него, не молвя слова,
Сидят младенцы и глядят.
– Ребенок есть всему основа.
На детях ведь построен ад.
– Но кто тот грешник?
– Ах, писатель!
Ему положено быть здесь,
То Ирод – царь и мой приятель,
А эти дети просто месть.
Они следят за ним, пугают,
Они убиты были им.
Они из-за него страдают,
Да только царь не изменим.
Младенцы – совесть, что терзает
И разрушает его суть.
Старик под взглядами страдает,
Не может из-за них вздохнуть.
Своим отчаяньем нетленный
Несостоявшуюся мысль
Сломил правитель убиенный.
