Отбросив осторожность, он стал резким, порывистым, и она забилась под ним, как птица, попавшая в силки, обвила его стан ногами, крепко сжала рукой запястье. Ее накрыло волной неведанного прежде чувственного наслаждения, и она застонала, выгнулась, прижалась к нему что было сил, а потом ослабела и, обессиленная, опала ему на руки.
– Вилл, – почти беззвучно прошептала она, но ее едва слышного голоса оказалось достаточно, чтобы и он содрогнулся и не смог сдержать стона, взлетев на вершину блаженства, сила которого поразила его.
– Лиз, сердце мое! – шептал он, лихорадочно целуя ее в висок и крепко прижимая к себе. – Как хорошо с тобой, милая!
Потом он обмяк, придавил ее тяжестью своего тела, и каждый из них слышал только быстрый стук сердца в груди другого.
Еще не придя в себя окончательно, Вилл приподнялся на локте и заглянул в лицо Элизабет. Ее глаза были закрыты, длинные ресницы едва заметно подрагивали, из полуоткрытых губ вылетало неровное дыхание. Ее лицо, нежное и чуть утомленное, показалось ему прекраснее самого красивого в мире цветка. Он вдруг отчетливо осознал, что она действительно его женщина. Нежная, любящая, преданная, в которой он всегда почерпнет поддержку, если его силы ослабнут. Женщина, которая никогда не предаст его.
Не сводя с нее глаз, Вилл очень нежным движением отвел светлую прядь от ее лица, и Элизабет открыла глаза – сияющие, полные любви, затягивающие в свою глубь.
– Надо же, какая ты у меня! – одними губами сказал Вилл.
Она улыбнулась.
– Какая?
– Замечательная! – выдохнул он со всем жаром своего сердца. – Самая замечательная на свете!
– Ты тоже самый замечательный, – прошептала она и, прерывисто вздохнув, прижалась губами к его руке. – Вилл, я и не знала, что может быть так чудесно!
Ее признание вызвало в нем гордость, и он слегка покровительственным тоном укорил:
– А ты едва не променяла меня на Алана!
Ее глаза сверкнули, она мгновенно накрыла ладонью его губы и тихо воскликнула:
– Вилл!
Как всегда, ей удалось вложить в его имя все, что она хотела сказать ему: упрек в необоснованной ревности, просьбу больше не ссориться и любовь, бесконечную любовь к нему. Вилл молча, с раскаянием поцеловал ее ладонь, а потом приник к теплым нежным губам. Она пылко ответила на поцелуй, и этот поцелуй перешел в новый. Их закружило страстное молодое горение, в котором они становились единой плотью, щедро одаряя друг друга. Элизабет преобразилась, утратила робость и ту уступчивость, что была обычным проявлением покорности. Она горячо ласкала Вилла, вспоминая, как это делает он, и сама с готовностью отдавалась его самым смелым ласкам, жарко отвечая на его пыл. Он несколько раз заставил ее стонать от восторга, и сам окунался в восторг, который прежде не изведал в близости ни с одной женщиной. Они так и уснули в тесном слиянии тел, когда на небе зажглась полоска зари.
