Ее самонадеянность не осталась безнаказанной. Элизабет вдруг почувствовала, как тело лизнул, а потом обхватил, будто рукой, холодный поток. Она попыталась встать на ноги и окунулась с головой. Хлебнув воды, Элизабет вынырнула и, сохраняя самообладание, стала грести к берегу, но сильное подводное течение не отпустило ее. Забыв об уроках Вилла, она беспорядочно заколотила руками и ногами, но почти не сдвинулась с места: берег оставался таким же далеким, как был. Ее охватила паника, она закричала, и в рот тут же полилась вода. Элизабет вновь ушла с головой в глубину. Задыхаясь, она билась, уже не понимая, где верх, где низ, как вдруг сильная рука обхватила стан и выдернула ее на поверхность. Хватая ртом воздух, Элизабет не успела понять, что произошло, и попыталась на что-то вскарабкаться. Ее немедленно стиснули так, что у нее перехватило дыхание.
– Лиз, ты утопишь меня! Не шевелись, я тебя вытащу, – раздался над ухом голос Вилла.
Элизабет тихо заплакала, поверив, что спасена, и догадавшись, что пыталась забраться на Вилла.
Он вынес ее на берег и, усадив на траву, закутал в свою рубашку: Элизабет бил крупный озноб. Она вцепилась руками в плечи Вилла и прижалась к нему всем телом. Он крепко обхватил ее, унимая слезы и дрожь, не замечая, как у самого от волнения дрожат руки.
– Глупенькая! – с нежностью прошептал он. – Зачем ты полезла на глубину, едва умея плавать? Я же велел тебе ждать меня на берегу!
– Мне было так страшно! – всхлипнула Элизабет. – Мне казалось, что еще не очень глубоко, а когда я поняла, что ошиблась, думала: все, утону!
Вилл обхватил ладонями ее мокрое от воды и слез лицо, приподнял голову и прикоснулся губами к прыгавшим от озноба и плача губам Элизабет.
– Лиз, навсегда запомни две вещи, – сказал он, глядя в ее широко открытые глаза. – Никогда и ничего не бойся рядом со мной. Это первое. Всегда слушайся меня – это последнее. Только эти две вещи, Лиз, и с тобой все будет хорошо.
Как долго она вспоминала потом эти слова и голос, которым они были сказаны, мягкий проникновенный голос. А еще глаза Вилла в тот момент – золотистые, в обрамлении длинных черных ресниц, слипшихся от воды, ласковую улыбку, притаившуюся на самом донышке его медовых глаз. Пережитый страх быстро забылся, а слова, сказанные Виллом, вспоминались вновь и вновь.
Но ей доводилось видеть у него и другие глаза – холодные, отчужденные, жестко сощуренные. Именно такими глазами он неотрывно смотрел на Элизабет, когда она поведала ему, что отец решил выдать ее замуж.
