– Тихо, Крит, ты в безопасности, с нами профессор, – ласково зашептала женщина.
– Профессор… профессор жив, – обрадовался Крит и затих. По его лбу стекали крупные капли пота.
–Да, он жив, он сейчас внизу, только он устал, не кричи. Не нужно его будить, – продолжала шептать женщина.
Наконец неприятная процедура закончилась. Крит, так и не открыв глаз, пощупал шею и напрягся.
– Где мой амулет? Амулет Зарра, где он?
Крит с детства верил в бога Зарра, свой амулет он получил от матери. Это было единственным напоминанием о ней.
– Успокойся, Крит, – снова зашептала женщина, – амулет у меня, но тебе его нельзя здесь надевать, Зарру здесь не поклоняются.
– Где это – здесь? – спросил Крит, силясь раскрыть глаза, но быстрым движением женщина потушила свечу. В комнате снова воцарил мрак.
– В Самтале, а теперь засыпай, тебе нужен отдых.
Женщина ушла. «Самтал. Далеко меня занесло…», – Крит снова впал в забытье.
Профессор Лонглаф сидел на скамье у входной двери и любовался высаженными в горшочках фиалками, стоящими на подоконнике. Свет свечей придавал его шраму очень зловещий вид. Женщина появилась из-за дверей и неслышно присела рядышком.
– Профессор, я давно хотела спросить: а что это за книги? Почему вас хотят за них убить? – тихо спросила она. Лонглаф направил на неё задумчивый взгляд своих зелёных глаз.
– Это, Виола, работа всей моей жизни. И очень важная. Нельзя, чтобы эти знания попали не в те руки, – старик поправил шляпу, достал из-за пазухи трубку и закурил. Крепкий запах табака разлетелся по прихожей.
– А причём тут мальчик? – Виола зачарованно глядела на мудреца.
– Он оказался в нужное время в нужном месте. Я ведь приютил его, сироту-беспризорника, с улицы подобрал, можно сказать, дал ему кров и еду, научил его каким-никаким магическим премудростям. Думаю, из него вырастет достойный преемник достойного колдуна. Быть может, когда-нибудь он преумножит мои знания о меуме, – Лонглаф ударил по обложке книги, торчащей из его походной сумки.
– Меуме? – переспросила Виола. Старик нахмурился.
– Да, меуме. Это то, из чего состоит все сущее. Может быть, и время в том числе. Влияние меума на время я не смог доказать, – Лонглаф задумчиво затянулся из трубки и продолжил, – Ткань мироздания, в общем-то. А для каждой ткани, как ты понимаешь, есть своя игла. Имея эту самую иглу, можно сотворить все, что угодно. Я написал трактат о меуме и влиянии его на материю, том комментариев к нему и изложил в художественном формате свой дневник наблюдений. Все это нужно доставить в издательство. Хотелось бы сделать это посыльным, но теперь вот снова эти эльфы из Сумеречной Заставы объявились. Придётся доставить все это до «Золотой печати» самому, – с этими словами Лонглаф выдохнул и снова затянулся табаком.
