Что наши отношения переменятся.
Что мы, возможно, станем семьей. Что у меня будет настоящая семья, маленькая стая, как когда-то я мечтала.
С чего я вообще так решила?
– Если тебя не устраивает девочка, отпусти меня, – пробормотала я, когда Франческа отошла. – Нас.
Мне определенно удалось привлечь внимание Рамона: теперь он посмотрел на меня так, словно с ним кушетка заговорила.
– С чего ты взяла, что меня что-то не устраивает, Венера?
– Ты не выглядишь счастливым отцом.
– С мальчиком все было бы проще.
Ну и что это значит?
– Почему? – ответа я снова не дождалась. – Почему ты просто не объяснишь? Я ничего не понимаю.
– Тебе не нужно понимать.
На этой вроде бы простой фразе вся моя выдержка полетела бесу под хвост. Я схватила полотенце, стирая остатки геля со своего живота в несколько быстрых рывков-движений.
– Не нужно! – я одернула сорочку и шагнула к ширме. – Мне вообще ничего от тебя не нужно!
Он, конечно же, встал у меня на пути.
– Вернись на место, Венера, – меня перехватили за талию, прижимая к себе. Но я была настолько взвинчена, что сейчас его близость только еще больше разозлила. – Не устраивай сцен.
– Это ты верни меня домой, Рамон!
– Теперь это твой дом.
Это не дом, это тюрьма!
– Я про нормальный дом, а не про этот бордель с твоими любовницами, – прошипела я. – Хотя, нет, это не бордель. В борделе проститутки – бизнес-конкуренты, у тебя же самый настоящий гарем! С наложницами и со змеями!
Я поймала удивленные взгляды Франчески и Донателлы и поняла, что действительно хочу оказаться как можно дальше отсюда. Если не подальше от острова, то хотя бы подальше от Рамона!
– Мне нужно на улицу, – сказала, выровняв голос до холодной вежливости.
– Францеска не закончила.
– Мне все равно. Закончила я.
Я поняла, что еще немного, и я начну задыхаться. Грудь сдавило, будто внутренности стягивало узлом, а дыхание стало резким, прерывистым. Перед глазами мелькали мушки, по рукам пробежала знакомая дрожь, предшествующая панической атаке.
Не знаю, что сработало, но Рамон меня пропустил. Он шагнул в сторону. Наплевав на мнение доктора и ее ассистентки, я нырнула за ширму, с армейской скоростью влезла в платье и метнулась обратно.
– Простите меня, – выдала на ломаном вилемейском и выскользнула из медкабинета. А дальше шла, хотя вернее будет – бежала, куда глаза глядят. Только когда оказалась в знакомой беседке, оперлась о перила и выдохнула.
Голова кружилась, а пульс грохотал в ушах, пульсировал во мне. Я обхватила себя руками, чувствуя этот внутренний холод, несмотря на жару. Даже техника глубокого дыхания не помогала, будто ночью с нападения змеи внутри меня сдвинулся какой-то предохранитель, и все, что я долгое время сдерживала в себе, стало прорываться наружу.
