Предложение я сделал, что совершенно было лишено оригинальности, в первую минуту наступившего нового года. Я умею выбирать нужные моменты, делать паузы там, где это необходимо, – сказывается опыт человека, каждый день принимающего решения. В малиновых всплесках пылающего камина, когда наши тени весело и причудливо скакали по стенам уютного обиталища, я рассказал ей о своих чувствах, о том, что уже не представляю свою жизнь без нее. На Кирену мое предложение произвело, без сомнения, правильное впечатление, именно то, на которое я рассчитывал. Она согласилась стать моею женой, а моей радости не было предела, и целой земли для меня и моего обретенного счастья вдруг стало мало, мне нужны были другие планеты, другие звезды и даже другие галактики.
Начиная со следующего дня, мы совершали, пользуясь великолепным железнодорожным сообщением, короткие вылазки в разные города удивительной Швейцарии. В каждом месте я с большим изумлением открывал для себя новую, неизвестную Кирену. В Люцерне мы целую вечность простояли у памятника умирающему льву, и, казалось, ничто не в силах было остановить неиссякаемый фонтан слез, низвергавшийся из прекрасных глаз милой и, как оказалось, чрезвычайно чувствительной девушки. Тут же, прямо у этого потрясающего места, она прочитала мне строчки собственного сочинения, глубоко взволновавшие и навсегда запавшие мне в душу:
Время вырывает годы из суставов,
Так, я умру несвойственной мне смертью,
На полпути к надежде корабли мои застрянут,
Исчезнут, растворившись в море черной тенью.
Это четверостишье пришло ей в голову на рассвете до поездки, и, таким образом, я узнал про ее увлечение поэзией. Как оказалось впоследствии, стихов у нее было много, в основном, грустных, но в этой грусти заключалась какая-то нестандартная, задумчивая и безысходная красота. После моей неудачной шутки о том, что поэтами в России становятся только после смерти, сверкающая в лучах полуденного солнца гусеница поезда схватила и поволокла нас дальше.
В Монтрё мы, укутанные морозным туманным облаком с запахом жасмина, шедшим прямо от Женевского озера, бродили по набережной недалеко от роскошного отеля, где провел большую часть своей жизни Владимир Набоков. Любуясь великолепным видом на горные вершины, которыми был усеян противоположный французский берег, мы добрели до Шильонского замка.
В Бьене все напоминало о родине, пожалуй, самой известной марки часов: плакаты, стенды, реклама. В поезде Кирена с восхищением заглядывалась на свое тонкое запястье, которое изящной сверкающей змейкой обвивали новые часики. Я искоса любовался ею, и ее эмоции с удвоенной силой передавались мне.
