Многим, конечно, знакомо это, почти физически болезненное, ощущение сгоревших предохранителей, лопнувших струн, рухнувших мостов. После того как гарь, пыль и сажа растворяются и оседают где-то глубоко на самом дне, перед взором встает тот самый светлый, начищенный как новенькая золотая монетка, милый и уже никогда не покидающий вас образ той, что одним своим взглядом могла бы спровоцировать глобальную катастрофу внутри отдельно взятого человека. Этим человеком был я, а мой тихий и уютный, как зацветшая вода, мирок рухнул, океаны вышли из своих берегов, я захлебнулся и утонул.
Итак, я пропал, но где-то глубоко в сознании сидела мысль, не дававшая мне покоя. Сильно смущала разница в возрасте и в жизненном опыте. Она была рядовым, двадцати четырех лет отроду, молодым сотрудником моего предприятия, желторотая, неопытная, только-только открывшая дверь вагона, непростого, сурового и, зачастую, несправедливого поезда жизни. Сколько жестоких разочарований, разбитых надежд, переживаний, взлетов и побед ожидало ее на пути к конечной станции. Но только так, пройдя через все эти испытания, и может в полной мере раскрыться характер человеческий. Мне же, как только я увидел ее, захотелось прижать к себе, уберечь от всех невзгод, защитить от всемирной жестокости в капсуле моего добра, раскрыть над ее головой гигантский, шириной с небосвод, зонтик и нести его всю свою жизнь, пока хватит сил…
II.
Новый Год – вот лучший способ раскрыться и показать себя романтичным, надежным и увлеченным. Я всегда предпочитал лету чистую безветренную и солнечную зиму с ее белоснежными роскошными одеяниями, в которые она облачает причудливые деревья, покрывает серебристым шершавым инеем ежащиеся от холода здания, сковывает накрепко в свои тугие ледяные оковы реки и озера, наполняет необыкновенной искристой свежестью и непередаваемым терпким ароматом бодрящий зимний воздух. В зимнюю пору самое великолепное состояние для тела и духа – это звенящее раннее декабрьское утро, пронизанное острыми игривыми лучами малинового солнца, которые ласково щекочут крыши просыпающихся домов, скользят вдоль улиц и площадей заснеженного города, заглядывают в лица еще сонных редких прохожих, улыбаются в темные окна и, набирая скорость, резвыми гонцами убегают куда-то далеко-далеко.
Именно в один из таких предновогодних дней, Кирена получила открытку с приглашением на ужин с Руководителями. Есть у нас такое официальное ежегодное мероприятие на заводе, где только лучшие сотрудники могут, причем в свободном формате, пообщаться с высшим руководством, задать интересующие их вопросы, получить расплывчатые ответы, а на следующий день уже стоять у станка с головной болью, но с чрезвычайным воодушевлением от впечатлений. Не могу точно сказать, насколько я был уважаем подчиненными, но все они знали мое категоричное неприятие раболепия, к большому сожалению, присущее нашему народу. Коленопреклонение всегда вызывало у меня чувство омерзения: я не пресмыкался перед руководством в молодости, а теперь – и подавно. Мой дед как-то сказал, что от человека заискивающего всегда стоит ждать беды, потому что – это человек без хребта, а следовательно, – ненадежный, безответственный. Именно поэтому я старался окружать себя думающими людьми и самоотверженными производственниками, многие из которых присутствовали сегодня на первом этаже заводского управления, выступающего в роли ресторанного дворика.
