– Тяжкий груз?
– Трудностей я не боюсь, но…я хочу семью, а не страну.
– Ты по поводу тех слухов, что она якобы бесплодна?
– Да. Она разве может ждать наследника как вы уверяли перед советом?
– Ооо, однозначно нет, – слабо улыбнулся старик. – Но она не бесплодна.
– Откуда вы знаете? У вас нет наследников от неё.
– И не могло. Потому что она девственница, – всё так же спокойно рассуждал Дуайт.
– Что? Вы за всё это время не прикасались к собственной жене? Но для чего вы тогда брали её в жёны? – шокированный Кэйлеб стал ходить вокруг кровати правителя. – Я ничего не понимаю. Что за игру вы затеяли?
– Тогда дай мне рассказать то, что мне по силам, чтобы донести свою мысль. Возможно тогда ты поменяешь своё решение касательно Анны.
Я понимаю, что после моей смерти на Анну начнётся охота, раз уж я стал опираться на наши древние законы. Но я также знаю, что убить её не могут. Однако закон гласит об убийстве, но ничего не говорит о заточении, где человек умирает от голода. Закон ничего не говорит об изнасиловании, грабеже, избиении, пытках. Можно с женщиной сотворить всё, лишь бы не допустить того, что её сердце перестанет биться.
Любой закон коварен тем, что он создаёт иллюзию защиты, однако все бесчинства творятся, если человек очень даже хорошо знал закон, ведь только тогда можно было понять, что любой закон подобен решету. Все ужасные бесчинства творятся именно теми людьми, кто больше всех прикрывается законом.
Никакая справедливость не может быть защищена одним дырявым законом, потому и создают этих законов сотнями и тысячами, чтобы решетом прикрыть решето и пытаться закрыть возможные бреши.
Потому и я опирался на древний закон о том, что жена должна продолжить дело мужа, ибо изначально я знал, что наследников у меня больше не будет. Его бы люди Эрла убили ещё в младенчестве, будь это мальчик, а ещё одну смерть своего дитя я выдержать не мог.
Так же я опираюсь на вымышленную возможную беременность, чтобы пустить моих врагов по ложному следу. Но они ещё даже не знают, что ходят по не той тропинке уже на протяжении девяти лет. Сейчас я их хочу окончательно привести к обрыву.
Я сам знаю, что на закон полагаться бесполезно, поскольку сам творил бесчестие, прикрываясь законом. Я убивал мужчин, грабил поселения, позволял возбуждённым от битвы солдатам насиловать местных женщин – и всё это называлось расширением новой территории.
В те времена, когда мой брат Эрл был ещё правителем, я был жалкой пешкой в его руках. Он любил творить свои приказы чужими руками, и я, увы, был теми самыми руками. Я видел ужас войны и их бессмысленность.
