Страсти в тихом местечке, или Переживания Хаи Нусьевны | страница 5
– Слушаюсь! – опять вытянулся Иосиф.– Разрешите идти!?
– Отставить! – скомандовал полковник, – ты что, думаешь, я для минутного разговора прилетел?! Сейчас доставим нотариуса, представителя банка и всех, кого нужно, будем оформлять бумаги. Я тут задерживаться не собираюсь!
– Так ведь ночь! – удивился Иосиф.
– Ты совсем дурак, капитан! Товарищ Сталин учит нас круглосуточно быть на боевом посту!
… Через месяц, расписываясь в банке, за получение денег в присутствии местного особиста, Иосиф все-таки не совладел со своей еврейской жадностью:
– А мне какой-нибудь процент не положен?
В бумагах стояла ошеломившая его сумма.
– Положено, – ответил особист, – двадцать лет лагерей. Так что держи язык за зубами, капитан.
Еще через неделю Иосиф был арестован, и приговорен к расстрелу, как водиться за измену Родине и шпионскую деятельность в пользу Канады.
… Тяжелые черные тучи в ту пору сгустились над местечком. Было лето, но лучи солнечного утра не будили радостно Арика. Канули с их свободой и радостями, перестали существовать и девочки – близняшки – дочери любвеобильной Розы, не будоражили больше юное воображение.
Он просто перестал выходить на улицу. Это был первый тяжелый удар в его жизни, когда вдруг оказалось, что мир вокруг не такой радостный и безоблачный, и еврейское местечко – не уютное место для жизни.
– Мам, а почему нас так не любят? – спрашивал он Хаю.
– Кого – нас?
– Евреев.
– Не знаю, – пожала плечами Хая. – Наверное, потому, что евреи распяли Христа.
– Так Христос сам был евреем!
– Ой, не морочь мне голову!
Хаю, высокие такие материи не интересовали. Ее интересовало, чтобы Арик покушал, чтобы учителя к нему не придирались, и чтобы ее сестра Нюрка с ней не собачилась.
Дрова в костер подбрасывали и дочери Розы.
– Аркашка, а куда теперь ты поступишь?
– А что изменилось? В институт, конечно!
– Вряд ли, Аркаш! И так нас евреев не очень-то в институт пускают.– Так ты же еще теперь сын врага народа!
Подростки всегда бывают беспощадными.
Мир перед Ариком открывался все больше и больше. И все больше из него уходило солнце.
… В один из дней золотой осени, опустели вдруг засыпанные пестрой листвой и заглохшие в не жарких лучах последнего солнца улочки местечка. Никто не открывал калитки домов, не стучали по булыжной мостовой тележки молочников, не стрекотали за окнами швейные машинки. И случайные прохожие, встречавшиеся на тротуарах, кивали молча друг другу и не останавливались, чтобы обсудить вчерашние скандалы тети Баси, стараясь быстрее проскочить мимо.