– Позвольте, я вам уступлю, – вызвался Николай, поднимаясь с земли.
– Нет, что вы, не стоит, я всего лишь возьму пирожное, мне не следует оставлять Домну Федоровну одну, – и она указала рукой на дремавшую на скамейке старушку.
Она и минуты не хотела проводить в обществе этих избалованных и испорченных молодых людей, привыкших получать все, что они хотят в жизни, без усилий и труда, всего лишь по праву рождения.
Взяв пирожное, под устремленные на нее взгляды молодых людей, она развернулась и с прямой спиной собралась удалиться, как вдруг услышала язвительный выпад Анастасии:
– Николя, уж не влюбились ли вы в Анну? Признайтесь сразу, но если нет, то боюсь, вы излишне галантны. Ваша галантность, право слово, в провинции, может быть неверно истолкована, особенно, несведущими в делах этикета, людьми. Петербургская учтивость и добросердечность, здесь может вам дорого обойтись, а ваши летние каникулы, закончатся не только тем, что вы увезете домой очерки о провинциальной жизни, но и тем, что Вам придется взять с собой провинциальную невесту.
Николай почувствовал, как будто его поймали на крючок, как будто застали за неким постыдным занятием, преступлением против социального порядка, и хотя Анастасия лишь зло пошутила, тот факт, что шутка попала точно в цель, застало его врасплох, задело за живое, обескуражило, обезоружило и как следствие напугало его. Толи из чувства самосохранения, толи от малодушия и в силу молодости, ибо несмотря на рост и манеру держаться ему было всего лишь двадцать девять, толи из страха стать объектом насмешек, а может все эти причины в тот момент имели место быть, но он сказал, а сказанного, как известно, не воротишь: – Боюсь дорогая, Анастасия, во мне столько грехов, что, пожалуй, не один год мне придется жариться в дьявольском котле, но соблазнение бедных учительниц, явно не один из них. И потом, – наклонившись ближе к Анастасии, он шепнул ей на ушко, так что та превратилась в один лишь слух, – боюсь у меня более взыскательный вкус, чтоб польститься на горбушку хлеба, когда передо мной столь изысканный десерт.
Равновесие восстановлено, он сказал то, что от него ждали и то, что должен был сказать.
Казалось, птицы умолкли, ветер перестал гулять в ветвях деревьев, а вся природа превратилась в тишину, только для того, чтобы Анна услышала эти слова. И когда смысл сказанного, стал для нее понятен, сердце остановилось, ладони вспотели, кровь отхлынула от лица, а душевная боль была такой силы, что казалось, человек не в силах вынести ее. Она инстинктивно дотронулась до своих мелких кудрей, потом прижала ладошку к губам, чтобы не зарыдать, и, стараясь, ничем не выдать своих чувств, стойко направилась к скамейке, где одиноко сидела старушка.
