Анна подняла голову и в его глазах она прочла понимание и какую-то потаенную грусть, удивительное чувство сопричастности, созвучие с чужой жизнью.
Но в ту же минуту, Анастасия окликнула Николая, тем самым нарушив столь интимное прикосновение душ. Словно сбросил оцепенение, он ускорил шаг, оставив Анну и старушку в растерянности, и присоединился к компании. Уж не привиделось ли ей все это, уж не полуденная ли жара сыграла с ней злую шутку. Но вдруг Николай повернулся, и почти любовно коснулся ее лица своим взглядом, а затем заговорщески подмигнул. Нет, все происходило в реальности.
Анна со старушкой, передвигаясь со скоростью торопящейся улитки, уже порядком отстали от весело хохочущих молодых людей, и когда, наконец, достигли парка, вся компания уже уютно расположилась, расстелив плед в тени берез. Ветки вислой березы, укрыли их полуденного зноя словно восточный шатер. Лучшего места и не найти.
Усадив старушку поодаль на скамейку, Анна подошла к ним. И хотя на расстоянии было явственно виден краешек пледа, на который она могла бы присесть, как только она приблизилась, Анастасия высокомерно посмотрела на Анну и бросая вызов, демонстративно вытянула свои прелестные ножки, заняв все свободное место, при этом попутно, обнажив две пары чудесных шелковых туфелек. Шах и мат. Устав от игры в равенство, она ясно дала понять – Анне здесь места нет. Ее место, на скамейке подле старушки и точка.
Анна и без того начала догадываться, что приглашение купчихи, великодушный поступок лишь на первый взгляд, ничто не бывает даром, даже милосердие. То был ловкий и хитрый прием, сбыть Анне свою матушку, избавив тем самым и себя и свою дочь от бремя опеки над выжившей из ума старухой, которая честно признаться давно тяготила их. Ее позвали в качестве бесплатной прислуги, как компаньонку для старой купчихи, а не как равную им. Для них пикник должен был стать отдыхом, а для нее работой. И хотя такой порядок вещей был естественен, учитывая то социальное положение, которое занимала Анна и ее бедный учитель отец и должно было быть принято Анной, как нечто само собой разумеющееся, ярость, бунт и чувство несправедливости, и ели сдерживаемый гнев вспыхнул в Анне со скоростью сгорающей в атмосфере кометы, казалось даже шляпка сейчас начнет вздрагивать словно крышка на кипящей кастрюле, а два алых пятна горели на щеках, будто невидимая рука отвесила ей пару хлестких пощечин. Но быстро спохватившись, вспомнив кто она, и как они зависимы от этих людей, она взяла себя в руки, и попыталась улыбнуться. Правда улыбка получилась неестественная, а скорее мученическая.
