Снова смешки. Напряженное ожидание.
– Самое главное – я не успел попрощаться. – Джимми чуть помолчал и поднял руку, чтобы поправить волосы. Толпа вздохнула. Это был чертовски характерный жест. Джимми вспомнил о капюшоне и смущенно усмехнулся. Потом продолжил:
– Я не успел сказать своей семье, какие они потрясающие. Я не успел сказать ребятам, как я чертовски рад, что мы встретились.
Он повернулся к группе.
– Вы абсолютные психи, парни. Я вас люблю.
Шквал аплодисментов. Аккорд. Тишина.
– И я не успел попрощаться с вами. И кое-что сыграть. – Он выдержал паузу. – Сразу говорю, мы это не репетировали.
Пальцы Джимми скользнули по струнам. Он на мгновение замер. И заиграл.
Музыканты встраивались постепенно, сперва Айк, потом Фрэк, за ним – Рыбешка и, наконец, Пух. Это был чистый свет. Он ревел, и обволакивал, и пробирал до самого нутра, вышвыривая из души все лишнее. Он прощал грехи и тянул к новым. Он был в каждой клетке, заставляя ее трепетать от счастья и рыдать от сознания собственной смертности, тут же убеждая, что никакой смерти нет, есть лишь музыка, и пока она звучит – мы бессмертны. Звук обрушивался с небес, восставал из-под земли, и был всюду, и был всем.
И это должно было длиться вечно.
Но Джимми опустил гитару. И все затихло.
Медленно, очень медленно люди выходили из транса. Джимми стоял перед ними, как черный ангел, только что укравший их души и вернувший их обратно.
– Спасибо. А теперь… – он снял гитару и протянул ее Пуху. Пух плакал. – Давай. Порви мир пополам и сшей заново. Ты умеешь.
Пух отложил свою гитару и осторожно взял из рук Джимми Мейзи. Пальцы Джимми разжались. Он упал. Капюшон сполз с головы.
На огромном экране отобразился череп мумии. Толпа ахнула.
– Уберите камеры! Отключите!
На сцену выскочила охрана и засуетилась вокруг мертвого тела. Пух стоял над ним, и почти ничего не видел от слез.
– Играй, Пух, играй! Ну же!
Это был Айзек. Но как можно играть, когда Джимми нет, когда пустое тело лежит здесь, и… Играй, Пух. Именно поэтому – играй.
Он подошел к микрофону и глубоко вздохнул, чтобы выровнять голос.
– Да. Это все было по-настоящему. – Пух дождался тишины. – За Джимми!
Он коснулся струн.
И музыка ворвалась в мир, чтобы сделать людей бессмертными.
Девочка была крошечной, хрупкой, как незабудка. Только имя у нее было громким, будто где-то высоко кричали птицы – Таисия, Таисия… Мать всегда говорила – имя свое береги, не позволяй с ним вольничать. Таей, Таюшкой будь только с самыми близкими, теми, кто знает, какая ты на самом деле большая и сильная. Девочка смеялась – я, да большая? Я, да сильная? Но завет выполняла, и почти для всех всегда была Таисией.
