– За котенка, – буркнул Гаррет.
– За… котенка?..
– Ну, я увидел на дереве котейку, застрял он там. Туды залез, а обратно – ни в какой. Я за ним. А там баба была в окне, без платья, она как заорет… А эти как налетят… И котенка забрала, индюшка.
Старик прокашлялся:
– Да, сочувствую. Так вот ты, например. Что ты умеешь делать действительно хорошо?
– Дык это… Драться. Кия!
– Ах, ну да, верно. Кия. А я, как ты мог заметить, весьма сведущ в искусстве и…
Он написал на стене замысловатый иероглиф.
– … письме. Это твое имя.
Гаррет посмотрел на иероглиф. Гаррет улыбнулся. В улыбке не хватало зубов, но она была искренней.
– Красиво… Я б такую татушку сделал.
– Нравится? Тогда давай сам… Воот, чуть плавнее…
Месяц спустя двое стояли на распутье. Позади них высилась городская тюрьма.
– Хочу сказать, я от всей души благодарен судьбе за эти дни, – произнес Гаррет.
– О, мне тоже есть за что ее благодарить, – отозвался Кунг Фунг. – Как, значит, называется эта борьба?
– Никак. Назови ее сам.
Монах задумчиво кивнул. Они повернулись друг к другу.
– Ну что ж… Я ведь так и не спросил, за что тебя посадили, – сказал Гаррет.
– За мелкое воровство и бродяжничество, – безмятежно ответил монах. – Видишь ли, мне очень хотелось есть, а персики так аппетитно свесились за забор…
Гаррет закашлялся. Двое молча поклонились друг другу и разошлись. Когда мурлыкающий баллады Гаррет оказался достаточно далеко, Кунг Фунг подпрыгнул и выбросил вперед ногу:
– Кия!
Вышивка
Алешенька разлепил глаза и тут же вскочил: наставник исчез. «Ой, беда-беда! Без меня ушел! Вот ведь, решил же не спать, знал же, что бросит!»
Он заметался по поляне, судорожно хватая вещи и бросая их в вещь-мешок. Одеяло, кружка, котелок, обгрызенная куриная ножка… И вдруг замер.
Наставник сидел поодаль у реки. Его могучая фигура глыбой вырисовывалась на фоне воды и неба. Богатырь сидел, чуть ссутулившись, и что-то сосредоточенно разглядывал.
Алешенька тихонько подошел. Богатырь вышивал крестиком.
– Утро доброе, – сказал он басом.
– Доброе, – пропищал Алешенька. Голос у него ломался, да и зрелище было такое, что впору запищать.
Никита поглядел на него исподлобья и ухмыльнулся.
– Долго ты спишь. Не по-богатырски это. Богатырь рано встает. Мало ли, враги нападут, а ты только очи ясные протер.
– Виноват, Никита Сергеич…
Стяжки ложились ровно, красиво, глаз не оторвать. Алешенька и не отрывал. Пялился и пялился. Наконец, богатырь это заметил.
– Нравится? – он поднял пяльца и показал толстым, как сарделька, пальцем – Вот тут поле будет, тут избенка кривая, а тут дерево. Эту я на прошлой седьмице начал, да забросил. Все недосуг было. Кочевники, дружина, ты вот еще увязался… Сейчас хоть наметил как следует. К концу похода избу закончу… Ты рот-то закрой, а то муха влетит.
