Поначалу Сергея нервировало, он вздрагивал, ожидая увидеть на экране с укором глядевшее лицо Миры. Этого не происходило. Мира забыла о его существовании. Он потихоньку смирялся с ее отсутствием. Амелия активно помогала.
Да что там «помогала», не то слово. Она, как женщина из присказки, что «и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет», бросала партнера то в огонь, то в воду, то в медные трубы (сравнения из такой же старинной присказки), и безумие происходящего испепеляло, а сознание отказывалось верить, что такая жизнь возможна хотя бы в теории. Разум не верил, а ежедневная практика доказывала, что теория эта вполне осуществима и, при отсутствии других, предельно самодостаточна. Других теорий Амелия в обиход и кругозор сложившейся пары не допускала, да и думать о чем-то другом не было ни желания, ни времени, ни смысла.
О чем-то – да, но вот о ком-то…
Нет, именно об этом ком-то думать и не стоило, Сергей понимал это лучше кого бы то ни было, и никакие ограничения, отвлечения или, тем более, запреты не требовались. С глаз долой – из сердца вон.
Эх, если б все было так просто…
Почти ежедневно Амелия просила потереть спинку, предпочитая живое участие бездушным щупальцам ванника. Зачастую помощь заканчивалась лужами по всей комнате, включая места, которые ранее Сергей не представлял в качестве места для перехода в горизонталь. Впрочем, с новой партнершей отношения приобрели трехмерность и заковыристость, позволившие понять, почему Вселенная бесконечна и до конца не познаваема. Любая вертикаль в мгновение ока перетекала в горизонталь, сменялась ломаными линиями, запутывалась в узлы и через непредставимые спирали возвращалась в вертикаль в совершенно новом качестве – в пути обретя энергетику, ускорение, вкус, цвет, запах, массу, длительность… и это лишь начало списка.
После Миры Амелия казалась воплощением жизни и праздника. Плохо, что на соседней улице шел свой праздник, попасть в который было невозможно. А – вопреки всему – хотелось. Хотелось больше, чем остаться в своем. В очередной момент, когда хитренькая улыбка, что скоро обязана была превратиться в оскал, озарила нависшее сверху лицо, и оно превратилось в ехидно подсматривавшую с небес комету, в чьем хвосте дробился на части вовлеченный гравитацией астероид, Сергей спросил вроде бы невпопад:
– Когда ты перед распределением подтолкнула Миру остаться с Гансом – это была правда? Я про то, что ты сказала про Вика.
