По мнению Сергея, Амелия существовала на грани нормы и болезненного психоза. То, что она вытворяла, когда жили вместе, не лезло ни в какие ворота. Даже комиссару, если бы вдруг дошло, поведать об этом язык бы не повернулся. Счастье, что сейчас не существовало, как в былые времена, боровшейся с перегибами и инакомыслием нравственной полиции. Иначе всевидящие видеокамеры, которыми напичканы не только общественные помещения, но и личные, не выключались бы в квартирах, когда они не требуются, и очередная вселенская инквизиция или пресловутый Большой Брат следили бы за каждым словом и движением. И переполнялись бы тюрьмы, и горели костры…
Перевороты, казни, политические дрязги, устранение неугодных – все осталось в прошлом, раздираемые ненавистью и страхом планеты принимали водные принципы, и прежние проблемы забывались, как дурной сон. И если Амелия умело балансировала, четко зная, где остановиться в своей любви к эпатажной чрезмерности, то Мира… Даже объяснить сложно. В трех словах: она была другой. Во всем. Сергей не понимал желание Миры жить не по правилам, ее сумасбродная и нелогичная вера шла против этики, построившей человечеству золотой век. С точки зрения морали это было преступлением. О преступлении, даже еще не совершенном, требовалось сообщить. Общее благо строилось именно на самосознании каждого члена общества, на его твердой позиции и верности этическим правилам. Нельзя стрелять в слонов, на которых держится мир. Тем более, нельзя топить черепаху, на которой стоят эти слоны. Древние представляли мироздание довольно глупо, но эта картинка чудесно подходила для иллюстрации еще большей глупости. Чего добивается Мира? Чтобы вместо работы люди ходили в храм? Чтобы вместо наслаждения в постели – молились? Вместо разнообразных партнерств – глядели как Сергей на творившееся на пляже, то есть, как на запретный плод, который сладок именно потому, что запретный?
Сергей не понимал Миру, но любил ее. Никогда он не донесет в комиссию о ее мозговых завихрениях. Он будет рядом, будет помогать, направлять, исподволь влиять и – любить, любить, любить. Когда нужно – поддакнет, когда по-другому нельзя – прогнется под обстоятельства. Девятый принцип: не останавливаться на избранном пути. И все будет хорошо.
Амелия теперь внешне напоминала Миру, но была совершенно другой. Ее мозги тоже были набекрень, но в другой плоскости. Амелия жила здесь и сейчас и жаждала, чтобы этого «здесь и сейчас» было все больше и больше. В то же время, никто не назвал бы ее неразборчивой. Иногда выходя за рамки разумного, она танцевала на краю допустимого, точно канатоходец над пропастью. Сейчас, как и на далеком холодном Калимагадане, она откровенно хотела быть с Сергеем. И, кто знает, если бы в сердце не было Миры…
