– Шизофрения!
– Класс! Вселяем к ним парнишку с биполярочкой! Дочь и зять в экстазе!
Говорят, пьяному море по колено. Зять не подумав открыл дверь, и дальше всё было по сценарию, вернее, вообще без сценария. Люба-Люся орали, что идут навстречу молодым и берут только одну комнату, Лёня метался из комнаты в комнату и бормотал: «А чё им две? Мне тогда самую большую! Эта больше? Нет, та!», Ольга Ивановна вываливала с антресолей свою одежду и взывала: «Где дублёнка?» Потом в квартиру зашли вызванные молодыми полицейские, двое в форме и один в штатском, и стали перетряхивать то, что сложила Ольга Ивановна. И Лёне почему-то вспомнилась история с тайником в Успенске, и понял он, что у Ольги Ивановны в её тайниках не только деньги, вернее, не столько деньги. С чего бы полиция на квартирный конфликт пришла, да так быстро, да втроём?
Хорошо, что они не успели про барак рассказать. Полицейский потребовал документы всех присутствующих, и Лёня с идиотской улыбкой протянул свой паспорт и сказал:
– Зарегистрирован на далёком севере. Но теперь буду жить здесь. А Ольга Ивановна – фьюить!
Только дома Люся-Люба спохватились:
– Не удалось вынести?
Лёня задрал футболку и вытащил свёрток из-под ремня:
– Спасибо, похудел за последние две недели, видите, как джинсы болтаются? Можно было ещё что-нибудь прихватить!
Все протрезвевшие от пережитого. Ольга Ивановна вдруг спрашивает:
– Люди, я ведь расхитительница народного добра. Почему вы мне помогаете?
Люба с Люсей переглядываются:
– Не вы бы спёрли, так другой. Бюджет на то и бюджет, чтобы его пилить. И не наш уровень, нам бы всё равно не досталось.
– Ага, а потом вы своё отсидели… и даже не своё, судя по тому, что остальных не тронули. Значит, перед народом чисты.
Потом Лёня начинает прощаться. Хозяйки протестуют:
– Ну нет, без ужина не отпустим! И вообще, на Москву сейчас «окно»!
Пока блондинки хлопочут на кухне, Ольга Ивановна говорит Лёне:
– Мне некому довериться. Ты видишь, как плотно за мной приглядывают? Мне нужно добраться до ещё одного тайника. Поможешь?
Лёня растерялся. Вот расстался он с материнской заботой тринадцать лет назад, а противостоять материнскому напору так и не научился. Вздохнул, но промолчал. А Ольга Ивановна, похоже, просить не привыкла. Он молчит – и она молчит. Да, вдова номер два другая, у неё как у его бабушки самоуважение даже при крайнем унижении сохраняется.
– Рассказывайте!
Потом на плите доваривается картошка, одна блондинка моет посуду, другая утаскивает Ольгу Ивановну в ванную – краситься. И что-то пошло у них не так. Волосы потемнели, но почему-то приняли какой-то тускло-зеленоватый оттенок.
