И что бы не происходило вокруг, Славик стремился к тому, чтобы ничем от других не отличаться. Быть, как все. Но, конечно, не совпадающие со Славкиными ожиданиями действительность была плохой и грязной. И в душе он никак не принимал ее. И постоянно стремился к ней той, другой. идеальный. И так желаемой.
Однажды, когда они с мамой ехали по железной дороге в Юрью, на него такая тоска нахлынула.
Стучали колеса. Раскачивался старый вагон, общий, как написано в билетах, с деревянными изрезанными ножами с надписями типа "Здесь ехал Вася" деревянными скамейками, с грязными немытыми окнами, и специфическим запахом из незакрытой, болтающейся и стучащей на поворотах дверью туалета.
Обычная вагонная обстановка.
Славик жадно всматривался в пейзажи, проносящиеся мимо, туда, назад, откуда мчится, пыхтя паровоз. Он, горожанин, привыкший к асфальту, серым кирпичным домам, закрытому однообразию улиц, старался впитать в себя всю прелесть проносящегося мимо нежно – зеленого цвета, радость белых и желтых цветов, танцующих на медленно уплывающих вдаль ровных, окаймленных лесом лугах, и спокойствие независимой величавости мудрых старых деревьев.
Славика охватило, и он всеми силами души старался сохранить в себе то неуловимое неподражаемое чувство, которое как крылья, большие и легкие, уносят в высь. И с этой розовой вышины сам себе он казался совсем маленьким и никчемным.
И если помечтать хорошо, то тут же под монотонный стук вагонных колес к тебе в купе заходят не эти с котомками бабушки и лихие подвыпившие деревенские ухажеры, вырвавшиеся на денек в города, а люди, о которых он даже и не мечтал.
Зайди сейчас в твое купе кто-нибудь из великанов мысли Бальзак, Золя, Толстой, Чехов, Горький, и Славка бы даже и не удивился. Он бы чертовски обрадовался. Вот с ними бы поговорил. Вот это были бы попутчики. Они бы точно ему посоветовали, что делать. Как жить, как писать. О чем. И что.
Но, когда казалось, что это светлое солнечное чувство не уйдет и не покинет ни его, ни Славкину душу, оно, как назло, покидало его, оставляя лишь мысли, навеянные такой неожиданно встречей, и такими беседами.
И пейзажи вдруг уже теряли свое великолепие, Становясь вдруг серыми, скучными и однообразными. И он снова возвращался в реальность, в жизнь, в текучку.
Он едет в Юрью. На старом пыхтящем паровозе, в старом дребезжащем общем вагоне, с изрезанными ножом и исписанными скамейками.
Но литературный кружок, нет, даже клуб, он создаст обязательно.
