- Разве не ты намедни просила прощения у парня, который вздумал тебя обнять? - ехидно напомнила Изабель. - Это было весьма забавно. Сначала извинение, потом магический удар. Уверена, такое он запомнил надолго.
- Это была ирония, - Беатрис не понравилась столь вольная трактовка ее поведения. - И ему сильно досталось, я его даже слегка пожалела.
- Вот! - довольно вздернула вверх указательный палец Изабель. - Ключевое слово в твоем поведении - жалко! Мне такая чушь и в голову не приходит. К тому же я старшая, тебе со мной спорить не след.
Беатрис мгновенно вспыхнула.
- Не выдумывай, старшая она! Нас перепутали сразу после рождения, даже до пеленального столика не донесли. Так что скорее всего старшая - я!
- Ладно, не будем спорить, - мудро пошла на уступки Изабель. - И давай спать. Завтра сложный день.
Беатрис медленно поднялась, взмахнув широким подолом ночной сорочки.
- Сложный, но интересный. Но ты заметила, что наш общий женишок ни слова не говорил про нас своим собутыльникам? Похоже, нас стесняются, как каких-то провинциальных прохиндеек.
- Ты утрируешь, но мысль твоя верна, - величественно одобрила ее сестра. - Но все - утром, утром. Надеюсь, никто не вздумает будить меня ночью. Я раздражена и устала. И тому, кто будет столь недальновиден, ужасно не поздоровится.
Они разошлись по своим спальням и спокойно проспали до утра.
Возле королевских конюшен царила сонная тишина. Солнце стояло в зените, тени ушли в землю, утопившись в серой брусчатке. Зима наступала, заволакивая лужицы крепким ледком и сыпля на голую землю белый пушистый снег. Обслуга во главе с помощником главного конюшенного пряталась в тепле каменных пристроек, попивая свежесваренное пиво, вяло обсуждая приближающийся королевский бал и гадая, сколько человек на него приедет, ибо от числа гостей зависел и объем работы.
Обычно на это время герцогиня нанимала дополнительных работников, своих не хватало. К тому же знатные семейства прибывали со своими слугами, и тех тоже нужно было обслуживать - кормить, предоставлять комнаты, а после их отъезда еще и убирать за всеми. Это никому не нравилось, но куда деваться? Они люди подневольные, что велят господа, то и делают.
Прерывая неспешную болтовню конюшенных работничков, по брусчатке мостовой звонко зацокали подковы, и на площадь въехала пропыленная до темно-мышиного цвета карета, давно пережившая свою даже и не зрелость, а почтенную старость. Каким чудом она еще не рассыпалась на ходу, кучерам, грумам, конюхам и прочим герцогским работникам, наблюдавшим в окно за ее прибытием, было совершенно непонятно.
