Виртуал с чашкой кофе | страница 41



Конечно, парню надо отдохнуть, переключиться, забыть про компьютер и интернет хотя бы на время. Вот пускай и погуляет по лесу. Захочет выйти – найдет просеку. До поселка всего три километра.

Да и ей самой тоже надо переключиться – хватить уже вымучивать эту докторскую. Она ввязалась не в свое дело, и от него не будет толку. Может, ей забеременеть еще раз? Она ведь еще совсем не старая. Вдруг получится?

Кривошеева сняла очки и вытерла набежавшие слезы. Ей стало очень жаль и себя, и этого измотанного карьериста. Они дружно хлюпали носами и отмахивались от комаров.

Кукушка стала отсчитывать чьи-то грядущие года.

– Прощайте, Ложечкин! Смотрите на мир через розовые очки!

С этими словам добрая волшебница решительно села за руль, захлопнула дверь и включила зажигание.

– Марина Викторовна! Не оставляйте меня! – донеслось до нее из сумрака, но старушка-«Нива» уже набирала скорость.

Ехать с поврежденным стеклом было опасно. Игрушечный официант укоризненно качал головой на фоне расползающейся трещины.

– Ну и в дерьмо же я попала! – прошипела Кривошеева.

Она со злостью разорвала шнурок и вышвырнула этот недобрый сувенир из машины:

– Убирайся отсюда, чертов двоечник! Это все из-за тебя!


Через несколько минут она успокоилась и приказала сама себе:

– Я должна все забыть и больше никогда не вспоминать этот день. Мне все примерещилось. Надо было меньше конспектировать по ночам! Все, больше никакого кофе. Только пустырник и валерьянка. И вообще, что, собственно говоря, произошло? Ну уволили и уволили. Доделаю ремонт и устроюсь репетитором. А диссертацию пусть Люська пишет.


18


Ни о чем не думая, молодой человек пошел вперед по тропинке и вскоре вышел на солнечную опушку. На ней росла высокая сосна, которая в предзакатных лучах казалась золотой. Ветер гудел в ее ветвях о чем-то вечном и неизбежном, а терпкий аромат манил подойти поближе.

Артемий почувствовал, что ноги сами понесли его прямо к могучему дереву, а руки потянулись к его стволу. Ему вдруг захотелось обнять эту огромную сосну и позабыть обо всем на свете. Он даже разделся, чтобы быть еще ближе к ней. Его тело обмякло и все сильнее приклеивалось к теплой смолистой коре. Тёма понял, что это последние мгновения его жизни и стал судорожно вспоминать самое светлое.


Когда он был еще совсем маленький, они с матерью пошли по грибы. Было уже не жарко и еще не холодно, а от деревьев пахло чем-то горьковато-кислым. Мама строго-настрого велела ему не шуметь, чтобы не распугать спрятавшиеся грибочки.