После разговора с молодым парвеню она не выдержала и пошла к Ростовской, которую знала много лет. Та, как ни странно, была в своем кабинете, а не где-нибудь на видео-семинаре.
Выслушав сбивчивый рассказ встревоженного доцента о противоречиях между формой и содержанием образовательного процесса, декан погрозила ей пальцем:
– Не портьте нам бухгалтерию. Нам нужны хорошие показатели.
– Но ведь это не учеба! – возмутилась Кривошеева. – Это профанация какая-то! Они ничего не осмысливают. Им даже учиться некогда: числятся на дневном, а сами работают. О вечерниках и заочниках я вообще молчу. Что учились – что нет.
– Вы не понимаете – это другое, – усмехнулась декан Ростовская, глядя в экран. – Мы переходим на новые форматы. Если вам не нравится, то вы определяйтесь поскорее. Знаете, сколько сейчас безработных преподавателей? Кстати, представьте к понедельнику фотоотчет о работе со студентами.
На следующей неделе ей записали выговор за нарушение трудовой дисциплины.
Ранка на пальце больше не сочилась, но саднила все сильнее.
«Я розовые-прерозовые ношу на носу очки,» – вспомнила Марина строчку из своего детского стихотворения.
Обычно это заклинание срабатывало, чтобы справиться с подступившей хандрой.
Мелодия собачьего вальса снова заставила ее вернуться в реальность. Звонила коллега с кафедры, и Кривошеева нехотя ответила.
– Мариночка, дорогая! – сбивчиво затараторила та. – Ты не обижайся на меня, пожалуйста.
– За что, Верочка? – удивилась экс-доцентка.
– Ну, понимаешь, Ростовская решила сделать финт ушами. Никакого ученого совета не было.
– То есть как? – еще больше удивилась Марина. – А как же решение не избирать меня?
– Да это все липа. Ростовская чего-то наобещала Люське. Вот та две недели ездила по членам ученого совета, собирая подписи. Ну, то есть, домой к каждому приезжала с протоколом. Ты меня поняла?
– И что, все подписали?
– Ну кто-то подписал, а кто-то нет. Но Люся, ты знаешь, девушка с характером. Очень непростая.
– По-моему, она проще, чем три копейки, – возразила Кривошеева. – У нее сознание самки примата. А весь ее характер – поднеси-убери.
– Ну, я не знаю, – замялась бывшая коллега. – Пока мы были в отпуске, ее взяли на ставку преподавателя. И представляешь, Ростовская уже отдала ей все твои часы. Но ты борись за себя. Иди к ректору. Требуй, чтобы тебе выдали протокол. Обратись к коллегам, в конце концов! Не сиди сложа руки.
Кривошеева тяжело молчала. Пятнадцать человек – кворум – были либо не в курсе, что творится за их спинами, либо были в доле этого подлого предприятия.
