– Естественно. И уже давно.
– Как теперь они живут? А на них не нападают эти черти? Вы не скажите мне, в чём же истинное предназначение людей и мира, который вы…
– Как только тебя посвятят в вечность, ты всё узнаешь, – непоколебимо заявил император, и на этом разговор их был окончен.
«А вдруг и в правду всё получится? Раз в меня верит сам император! – теснились в голове неуёмные мысли этой ночью. – Хотя бы ради того, чтобы узнать, что стало с людьми из моего племени, стоит постараться пройти итоговое испытание. Может, тогда я смогу приносить пользу другим».
Дело оставалось за выбором нового наставника.
На следующий день Сагрит бродила по гимназии, прислушивалась к болтовне учеников, искала наставников, чтобы взглянуть на них внутренним зрением, проанализировать и понять, чего можно ожидать от них. Но сделать выбор оказалось трудно.
Выяснилось, что в суровости метода обучения мало кто далеко ушёл от Загана. Телесные наказания применял почти каждый, требовали от учеников невозможного – большинство.
Один, как шёпотом обсуждали ученицы, терпеть не мог девушек и на уроках принципиально выжимал из них все соки. Сагрит убедилась в этом, вежливо пожелав Вильгельму доброго утра и ощутив в ответ жгучие искры презрения.
Второй, хоть и обладал молодым, приятным голосом, был настолько несправедлив, что мог наказать и прилюдно унизить любого, даже самого способного ученика, и повод не всегда был всем понятен. Исходящие от Кристиана заносчивость и обесценивание других неприятно окатило Сагрит, точно холодной водой.
Третий оказался ещё более кровожадным, чем она предполагала ранее. Судя по тому, сколько он излучал страсти к чужой боли и унижениям. Да и ученики все у него были мужского пола, и каждый жаловался на чрезмерную, прямо-таки звериную жёсткость своего наставника. Мало кто из них удивился бы, узнав, что в свободное время Мархосиас обращается в хищника и выходит в лес на охоту, изведать сырого мяса и тёплой крови.
Четвёртый, судя по словам его учениц, был бы самым идеальным для неё вариантом. Понимающий, терпеливый, ни разу не причинил никому боли. Прислушавшись к его душе, Сагрит уловила повышенное – даже чересчур повышенное – чувство ответственности и миролюбие. Одна беда – группа учителя Данталиона была чуть ли не вдвое больше, чем у всех остальных. Он взял на себя всех малоспособных учеников и каждого желающего, работал на износ, покидал гимназию только к ночи, после того, как успешно закончит все индивидуальные занятия. Совесть не позволила Сагрит даже думать о том, чтобы злоупотребить его добротой.
