Так прошло еще несколько дней. Они были такими же долгими и бессмысленными, как те, что шли перед ними. Невозможно было представить, какую внутреннюю силу необходимо иметь для созидания, для какого-то хоть сколь-нибудь существенного действия. И еще большую силу нужно почувствовать в себе, дабы пересилить эту дремоту, заражающую все пространство вокруг г-на писателя. Даже часы, казалось, зевают в его квартире и время перестает иметь движение. Многие часы день ото дня художник пытался заняться любого рода полезным, да и просто убивающим время делом. Но не мог ни к чему приступить. Единственное, что получалось – мыслить и погружаться в себя. Никакая вещь теперь не интересовала его столь же серьезно, как суть собственной идеи.
Надо полагать, он, обладая до предела интересным складом ума и характером, не мог не подметить еще и то сочетание фактов, при котором каким-то странным образом все его действия заканчиваются тогда, когда появляется попытка открыть новое и начать действовать по-новому.
«Будто вся природа пытается подавить во мне стремление, – рассудил он, – любая попытка поработать, встать раньше или даже сесть за план рубится на корню. Такого просто не должно быть, это мерзость. Имитация труда какая-то. Если так жить и дальше, то можно сойти с ума, либо голова просто лопнет, разорвется изнутри от мыслей, их так много, необходимо выпускать их оттуда и поскорей! Но каждая секунда, пролетающая мимо, давит, – он впился пальцами в свою седую бородку, смяв ее и распушив, и заключил: – Что бы ни происходило, нужно оставить попытки тягаться с природой или что там может быть. Если так все принимать, то я просто не смогу прийти к цели, к пониманию, к сути. Пока обстоятельства не будут готовы принять меня – не делать лишнее, возможно, это и есть путь. Поэтому попытки писать, работать физически и все остальное заканчиваются провалом, но страдаю от этого я сам и моя идея, она чахнет. Как это было с бумагой, лучше бы я сразу бросил эту затею. Ну да, конечно, я мог бы пойти и купить бумагу, мне ничего не стоит, но я расстроился, я потерял возможность, а настроение очень важно для человека, для созидателя. Да разве какой-то карандаш и листок бумаги, а тем более компьютер, машина из микросхем, это и есть инструмент творца? Неофитские бредни! Мои мысли и память, мое ощущение жизни – вот что даст те плоды, которые я принесу…» – его разговор постепенно перешел в фазу внутреннего монолога. Он мог бы продолжать рассуждение еще долгие часы, но солнце уже начало садиться и глаза поспешили медленно сужаться прямо там – в потоке сознания, у его глубинного мыслителя.
