Наверное, это то, к чему его с детства готовил отец. Но если он мог дать ему рефлексы и скорость, то понимание какого это стоять и видеть перед собой извивающееся и корчащееся тело, хватающееся за шею, в попытке удержать в себе жизнь… Пепеля трясло. Ему казалось, что это его заливает красным, что это он задыхается.
Он огляделся – толпа отступала в немом ужасе. Двое, что держали Зелёного, ослабили хватку – тот едва не упал на колени, но удержался. Он поднял с земли длинный деревянный шест и, опираясь на него, что-то громко проговорил на языке местных. Стало понятно, как у этих троих появились следы от ударов. Чудище уже не дышало. Рога с его головы лежали рядом – это было подобие шлема, зубы вывалились из дырок над губой.
И вдруг Пепеля осенило.
«Ивкхзфирхц», «ихкчфихц», «ищчфихсрц»… Они опускали звук куда-то в глотку, используя для произношения звуков основание языка и практически гортань. В остальном их слова звучали практически так же, как если бы Пепель хрипел на своём родном. «Извивцы» – вот, как они называли зубастых рыбаков. Понимал ли это Зелёный? Его произношение всё равно было не таким.
– Гхар, – подтвердил Пепель, – мхы кырхолщаех кхолыкху кхокчиа. («Да, мы выполняем волю отца».)
Зелёный посмотрел на него с недоумением. Однако на толпу прямое обращение на их языке подействовало иначе: они принялись извиняться, говорить, что не были согласны с действиями убитого.
– Странно получилось, – сказал ему Зелёный, – этот же морф впервые назвал меня богом, но стоило попытаться изменить его жизнь, как меня решили «вернуть обратно» Солнцу.
Пепель кивнул, не особо разбирая слышимые слова – он не мог перестать смотреть в неживые глаза.
***
Они были уже далеко, но зарево ещё тлело на горизонте. Большинство держалось за крупных извивцев, даже не заботясь о том, чтобы те плыли в нужную сторону. Пепель предпочёл переправлять свои вещи на плоту, поэтому теперь они вдвоём с «братом» держались одной рукой за транспорт, другой за плот. На руках Зелёного виднелись крупные укусы извивцев, полученные при попытке привязать к ним плоты.
– Почему так долго? У них же всё сгорело, – говорил он, глядя на панические сборы своего народа.
Пепель больше не видел в них чудовищ и даже постепенно начинал верить в успех задуманного «переселения».
Морфы были в отчаянии. Они больше не возражали, говорили мало и редко. Пепель чувствовал себя надсмотрщиком в тюрьме – даже после долгого пребывания в воде он всё ещё ощущал запах смерти, ему казалось, что теперь этот запах будет чувствовать каждый, кто приблизится к нему.
