Со снимка на Семёна смотрел тот самый мужчина, которому они с Арсением в тайне помогли заполучить контракт, и которого люто ненавидел Стас.
– Едет в машине, – прохрипел Семён.
– Уже хорошо, – вкрадчиво сказал Стас. – В какой машине? Цвет и номер говори, живо!
– Белая. Вижу четверку и два ноля.
– Умница! Насколько он далеко?
– Километров триста, если отсюда считать…
– А в какую сторону движется?
– В северном направлении.
– Ну, вот и молодец! Говорю же, можешь, когда захочешь! Сразу бы начал сотрудничать, я бы тебе жизнь безбедную обеспечил. Квартира просторная в городе, лучшие кабаки, телок холеных горстями бы снимал с себя. Но ты предпочел всему этому навозную кучу, в ней и останешься, ничтожество!
– Я лучше землю жрать буду… – простонал Семён.
– Ну, это всегда пожалуйста! Виталик, давай!
И Виталик, навалившись на Семёна всей своей немалой тяжестью, схватил его за волосы и припечатал лицом к земле. Сырой кладбищенский грунт набился Семёну в нос и рот, задыхаясь, он отчаянно замычал и заерзал под грузным телом Виталика.
– Ладно, хватит время с ним терять! – Спустя где-то полминуты смилостивился Стас. – Нас ждет дело поважнее.
Виталик послушно отпустил голову Семёна. Отплевываясь от земли, он стал жадно хватать ртом воздух.
– И еще… – с невозмутимым видом продолжал Стас. – Запомни, меня здесь не было, и их здесь не было. Просто один деревенский сумасшедший решил провести на кладбище обряд воссоединения с умершими родственниками. Да будет так!
И Стас кивнул Коляну, который только и ждал этой команды. Он щелкнул зажигалкой и поднес огонек к кресту над могилой Вали. Сдобренный бензином крест мгновенно озарился ярким пламенем. Семён, которого Виталик продолжал крепко прижимать к земле, взвыл нечеловеческим воем. Беспощадный огонь, жадно облизывая крест, спустился ниже и за какие-то секунды сожрал искусственный цветочный венок и пошел бесноваться на соседних захоронениях, где покоились маленькие Катя и Антон.
– Виталик, хорош! – крикнул Стас. – Дай живому человеку погреться! Уходим отсюда.
И Виталик послушно отпустил Семёна, который в беспамятстве бросился в огонь. Стянув с себя свитер, он, обжигаясь и рыдая, начал неистово бить им по языкам пламени. Он повалил полыхающие кресты и, в кровь обдирая руки, стал яростно забрасывать их землей. Он топтал огонь ногами, отчаянно стегал его свитером, кружась по захоронениям в припадочном танце. Со стороны эта картина действительно могла бы напомнить жуткий обряд из какой-нибудь древней легенды, не будь это все такой страшной реальностью…
