– Какой венок?
– Лавровый, греки победителям на головы одевали.
– Понятно, – согласился Михалыч, – кому ж с пьедестала охота слезать? Видать досталось тому Христиану?
– Было дело. Только вначале девятнадцатого века эксперименты английского физика Томаса Юнга показали, что Ньютон ошибался и свет – таки волна.
– Так что, Ньютон в калошу сел?
– Получается, что так. Ведь Юнг, Михалыч, был одним из наиболее дальновидных и проницательных людей, которые когда-либо жили на земле.
– Странное дело, отчего ж тогда про Ньтона я слышал, а про Юнга не очень?
– Потому что его, как и многих великих людей, современники не смогли понять. Они не в состоянии были следовать за смелым полетом его мысли, потому множество его идей было забыто и погребено в огромных томах трудов Королевского общества. Только последующие поколения, с опозданием, словно бы воскресили его открытия и были поражены тщательностью и силой его выводов. Некоторым его открытиям пришлось ждать признания около ста лет. Вот как в науке бывает.
– Не благодарное дело, эта наука, – заметил дед, беря бутылку с вином и наполняя стаканы.
– Ты прав, Михалыч. Только потом появляется Эйнштейн со своим фотоэффектом и фотонами-квантами. Может, помнишь стишок из школы: «Был этот мир кромешной тьмой окутан. Да будет свет! – и вот явился Ньютон. Но сатана недолго ждал реванша, пришел Эйнштейн, и стало все, как раньше».
– Так это он, поэтому язык показывает, обскакал, мол, я вас.
– На портрете что ли? Возможно и поэтому. Его эксперименты удивительные вещи доказывали. Он брал один набор инструментов, который показывал, что мир сделан из отдельных шариков-частиц, а те же инструменты, но расположенные по-другому, показывали мир, состоящий из энергетических волн. И вся надежда на то, что модель мира уже фактически готова – рухнула. Ну, потом много чего было, споров, экспериментов. А в 1923 молодой французский аристократ, князь Луи де Бройль предположил, что корпускулярно-волновой дуализм, ну это такое сложное понятие означает, что частица может быть и волной и материей, свойственен не только фотонам, но и любой микрочастице. Таким образом, выяснилось, что окружающая нас материя это волны и частицы одновременно.
Михалыч пытался сосредоточиться и вникнуть в повествование Константина, даже стакан с вином в руке был забыт.
– Что-то это для меня сложно, – наконец произнёс он.
– Не только для тебя, Михалыч, – ободрил его Константин. – Это ведь я так в двух словах о волнах и частицах, а понять окружающую нас реальность на самом деле гораздо сложнее, и никто не может сказать толком, что на самом деле нас окружает, кроме сам понимаешь, кого.
